Валерия Вербинина - Синее на золотом
Она опустила глаза.
– Нет, – сказала она еле слышно, – я уже решила. Я тоже пойду до конца.
Грохнула дверь, и в комнату влетел взъерошенный Франсуа.
– Черт! – вспылил Луи, поднимаясь с колен. – Когда ты научишься стучаться?
– Англичане прислали парламентера, – выпалил Франсуа. – Он доставил письмо для городского совета, но я сцапал послание, прежде чем его доставили по назначению. – Он вручил Луи пакет. – Подписано герцогом Йоркским, – со значением прибавил он.
– А мне ничего нет? – спросил Луи.
– То-то и оно, что ничего, – ответил Франсуа, ухмыляясь. – Занятно, да? Правда, парламентер объявил, что скоро появятся люди, которые будут говорить с тобой особо.
Луи взял пакет, сломал печать и пробежал послание глазами.
– О господи, – сказал он. – Нет, вы только послушайте. «Любовь к человечеству, которая отличает английскую нацию, заставляет меня использовать любую возможность, дабы уменьшить людские страдания. Сие превосходное соображение, равно как и незначительность находящихся в вашем распоряжении средств, которые позволили бы вам сопротивляться великолепной армии, мной возглавляемой, что привело бы – если бы вам пришла в голову безумная мысль и впрямь противостоять моим силам – к разрушению вашего города и гибели множества людей, живущих в нем, ибо в этом случае они оказались бы во власти разъяренных солдат, – итак, все эти доводы побуждают меня предложить вам сдаться победоносной армии его величества короля Великобритании. В случае капитуляции Дюнкерк будет пользоваться всеми преимуществами, которые правительство моей страны предоставляет народам, живущим по его законам и под его покровительством, после чего счастье и процветание вернутся в ваш город, некогда обильный, но ныне стонущий под тяжким грузом забот»[21]. Дальше он пишет, что если мы не сдадимся, он с болью в сердце прикажет нас уничтожить, и в конце прибавляет, что дает срок в 24 часа для ответа.
Выслушав послание герцога, Франсуа не сдержался и начал хохотать как сумасшедший.
– Вот это обращение! Ай да гражданин герцог! Интересно, кто его учил французскому? Я бы и то выучил лучше, честное слово. – И он передразнил: – Великолепная армия! Счастье и процветание! Но прежде всего любовь к человечеству, которая отличает англичан. – Тут он посерьезнел. – Слушай, а что же тогда отличает французов?
– Любовь к женщинам, – ответил Луи, поглядев на Амелию.
Она улыбнулась, а Франсуа приосанился и решил, что непременно расскажет о словах генерала всем знакомым. Они явно стоили того, чтобы их повторить.
– Это письмо составлено так, словно Дюнкерк никто не защищает и его укрепления никуда не годятся, – заметила Амелия.
– А, это обычное запугивание, – отмахнулся Луи. – Ничего особенного. – Он протянул письмо адъютанту. – Передай его кому следует. Хотя… – он поколебался, – пусть Кассандр для начала на него взглянет. Городской совет – это как раз по его части.
– Обязательно показывать письмо этой сволочи? – проворчал Франсуа. Он встретил сердитый взгляд генерала и вздохнул. – Ясно. Тогда иду к гражданину свя… то есть Кассандру. Ххм! – Он церемонно отдал честь Луи, поклонился Амелии и скрылся за дверью.
– Мне надо сейчас идти, – сказал Луи, оборачиваясь к молодой женщине. – Но ты можешь остаться здесь.
Амелия покачала головой.
– Нет. Меня ждут в «Золотых воротах». Я должна им сказать, что выполнила их поручение.
– Будь осторожна, – попросил он.
– Да, – прошептала она и поцеловала его.
Дверь Амелии открыла Эмма, старая горничная. За ее спиной стояла Тереза, и хотя маркиза, завидев соперницу, попыталась придать своему лицу радостное выражение, ее кошачьи глаза неприязненно сузились.
– Мы уже начали беспокоиться, – сказала Тереза. – Вас так долго не было…
– Меня задержали синие, когда я возвращалась, – объяснила Амелия, входя в дом.
Ей пришлось присутствовать при настоящей буре, которую устроила Анриетта, разъяренная тем, что англичане провалили высадку с кораблей. Себастьен тщетно пытался успокоить жену, которая не желала ничего слушать. Наконец Анриетта исчерпала запасы гнева и обратилась к Амелии с вопросом, удалось ли ей передать герцогу важные сведения. Молодая женщина заверила ее, что все в порядке, просто на обратном пути ее остановили, потому что она не знала пароль. Впрочем, ее быстро отпустили, потому что сегодня у синих и без нее хватает проблем.
– Где Ева? – спросила она.
– Кажется, на кухне, – ответил Себастьен.
Когда Амелия появилась на кухне, Ева сражалась с кочаном капусты, бубня себе под нос, что за такую цену в их краях она могла купить целого теленка. Амелия закрыла за собой дверь и опустилась на стул. Ева исподлобья покосилась на нее.
– Вы сегодня плакали, – буркнула она. – Что-нибудь случилось?
– Да, – ответила Амелия. – Я узнала, что Никола де Флавиньи жив.
Ева охнула и уронила нож, но тотчас же подобрала его.
– Он находится в армии англичан, – продолжала Амелия, – и я его видела.
– Он вам что-то сказал? – мрачно спросила Ева.
Амелия ответила не сразу.
– Кое-что. Но это ничего не меняет. А Арман де Бельфор решил, что он в меня влюблен.
Служанка, рубившая капусту, не рассчитала силу и засадила нож в стол.
– Осторожнее, Ева, – проговорила Амелия укоризненно. – Так и пораниться недолго.
Ева вздохнула и одним движением извлекла нож из стола, словно из куска масла.
– Не знаю, что вы задумали, – проворчала она, – и зачем вы решили помогать этому висельнику Луи… – Амелия слегка нахмурилась, и этого «слегка» было достаточно, чтобы служанка прикусила язык. – Но это нехорошо, сударыня, это не по-христиански, то, что вы делаете, – выпалила Ева, не сдержавшись. – Мадам Анриетта такая хорошая женщина, ее муж, ее дядя такие приличные люди, а вы хотите причинить им горе!
Амелия редко сердилась по-настоящему, но, когда она сердилась, все, кто находился рядом, испытывали желание куда-нибудь спрятаться. Увидев, как полыхнули глаза госпожи, как она взвилась со стула, Ева невольно пожалела, что вообще затронула эту тему.
– Вот как? Значит, я не права? Мои предки строили церкви, ходили в крестовые походы и сражались с язычниками; по-твоему, я не знаю, что по-христиански, а что нет? – Ева попятилась и втянула голову в плечи. – И я должна все простить и забыть? И жить дальше, словно ничего не случилось? Вся моя жизнь, вся моя жизнь… – Лицо Амелии было искажено, в глазах стояли слезы. – Долгие месяцы я каждую ночь видела во сне, как его привезли! – крикнула она. – Ты знаешь, что это такое, снова и снова видеть и понимать, что ты ничего не сможешь изменить? Вы словно сговорились: и ты, и священник, и отец… все вы твердили мне одно и то же! Простить! Забыть! Как будто бы я не простила, если бы могла! Потому что это легче всего! Но для этого надо иметь не сердце, а камень!
