Беверли Кендалл - Неопытная искусительница
— Ну… если вы этого хотите… Деррик.
— Ничто не доставит мне такого удовольствия, миледи. — Последнее слово прозвучало как ласка.
Томас громко прочистил горло.
— Уэндел, я привел вас сюда не для того, чтобы вы очаровывали мою мать.
— Томас, — проговорила виконтесса, бросив на него предостерегающий взгляд. — Мистер… Деррик не делал ничего подобного.
Мистер Уэндел промолчал.
Внезапно Мисси почувствовала головокружение. Разговор продолжался, но голоса слились в приглушенный гул. Комната резко накренилась. Она тряхнула головой, пытаясь остановить ослепительную круговерть, но от резкого движения стало еще хуже. И затем ее поглотила мгла.
Мисси попыталась поднять веки. Кто-то крепко держал ее за руку, и она различила взволнованные голоса матери и брата, в которых слышались нотки тревоги. Ее глаза открылись.
— О, слава Богу, — произнесла леди Армстронг, поднеся ее руку к своему лицу и прижав к щеке. От беспокойства на ее лбу и вокруг рта залегли морщинки, но при виде пришедшей в сознание Мисси уголки губ приподнялись в нерешительной улыбке.
Мисси окинула комнату беглым взглядом. Последнее, что она помнила, — это как они разговаривали с мистером Уэнделом внизу, в библиотеке. Она перевела взгляд на Томаса, который стоял у постели, склонившись над ней, как заботливый отец. Он улыбнулся, но взгляд его остался встревоженным.
— Вы испугали нас, юная леди. — Протянув руку, он убрал с ее лба растрепавшиеся пряди.
— Это научит меня, как пропускать ужин и завтрак, — отозвалась Мисси слабым голосом.
Виконтесса положила ее руку на постель и нежно похлопала по ней.
— Надо пригласить врача. Я не успокоюсь, пока он не осмотрит тебя. Томас, пожалуйста, пошли за доктором Шмитцем. И прежде чем Мисси успела возразить, брат исчез.
— Мама, это пустяки, честное слово. Просто я проголодалась. Нет никакой необходимости посылать за доктором Шмитцем. — Ей нужно поесть и, возможно, выспаться, учитывая, что она плохо спала в последнее время.
— Когда у тебя в последний раз были месячные?
Вопрос был таким неожиданным, что Мисси растерялась. Ее мозг усиленно работал, считая дни. Казалось, понадобилась целая вечность лихорадочных размышлений и подсчетов, чтобы обнаружить, что у нее и в самом деле задержка. Она вспыхнула, охваченная стыдом и ужасом, когда до нее дошло, что это может означать.
— Этого не может быть. Пожалуйста, скажи мне, что я ошибаюсь. — Мольба матери, произнесенная приглушенным тоном, звучала словно заклинание, но ее глаза говорили о том, что она догадывается. — Я не ошиблась? Ты больше не девственница.
Мисси даже не попыталась ничего отрицать. Она опустила взгляд, не желая видеть боль и разочарование в зеленых глазах матери, и покачала головой, не в силах вымолвить ни слова.
Воцарилось молчание, такое долгое, что она наконец решилась взглянуть на мать. При виде сочувствия, светившегося в ее глазах, Мисси снова охватил стыд.
— О, Мисси, — прошептала та.
— Мне так жаль, мама, — отозвалась Мисси сдавленным от сдерживаемых слез голосом.
— Ты беременна?
— Не думаю. Не уверена. — Боже, только не это, взмолилась она.
— Но это возможно, не так ли?
Мисси кивнула.
— И кто же отец? — спросила мать, едва сдерживая слезы.
Отвернувшись, Мисси решительно покачала головой. Как она может сказать правду? Джеймс для ее матери как сын. Не хватало разрушить еще и это.
Приглушенный всхлип заставил ее снова повернуться к матери. В последний раз она видела ее плачущей на похоронах отца. После этого виконтесса стойко переносила свое горе, больше заботясь о переживаниях детей, чем о собственных чувствах. Теперь по ее гладким бледным щекам катились безмолвные слезы.
— Миллисент, едва ли такую вещь можно сохранить в тайне. Ты должна сказать мне, а я поговорю с твоим братом. Этот мужчина лишил тебя невинности. Он должен жениться на тебе. — Виконтесса вытащила носовой платок и промокнула глаза и щеки.
Глаза Мисси панически расширились. Подскочив на постели, она схватила свободную руку матери и крепко сжала.
— Мама, нельзя ничего говорить Томасу. Ты же знаешь, какой у него характер. Он убьет его или сам погибнет. А мы даже не уверены, что я беременна.
— Чего мне нельзя говорить?
Ни одна из них не слышала, как вернулся Томас, заполнив своей высокой фигурой дверной проем, но зловещие нотки в его голосе не предвещали ничего хорошего.
По спине Мисси пробежал озноб. Сердце подпрыгнуло, застряв у нее в горле, так что она не могла сглотнуть. Она не могла даже моргнуть, скованная страхом.
— Мисси, если ты беременна, вряд ли ты сможешь скрыть это от него. Полагаю, мне не нужно напоминать тебе, что твой брат — глава дома и имеет полное право знать об этом. — Выражение печали на лице матери уступило место спокойной решимости.
Томас проследовал к постели, грозно сдвинув брови.
— Что я имею право знать? — тихо спросил он, произнося каждое слово с убийственной отчетливостью.
Мисси невольно сжалась, погрузившись в спасительную мягкость подушек. Виконтесса поднялась с постели и встала перед Томасом в позе матери, защищающей свое дитя.
— Боюсь, Мисси в положении.
— В каком? — переспросил он, бросив на сестру озадаченный взгляд.
Потребовалось несколько секунд, чтобы смысл услышанного дошел до его сознания. Его реакция не заставила себя ждать.
— Я убью его! — вскричал он, стукнув кулаком по столбику, поддерживавшему полог кровати красного дерева, которая содрогнулась вместе со своей обитательницей. — Кто он? — осведомился Томас зловещим голосом.
— Она отказывается говорить. — Шагнув ближе, виконтесса в успокаивающем жесте положила ладонь на его широкую грудь. — Но не нужно поддаваться эмоциям. Мы должны все обдумать с холодной головой.
Ее слова не убедили Томаса, продолжавшего смотреть на Мисси поверх головы виконтессы.
— Ты мне сейчас же все расскажешь, — произнес он тоном, не допускавшим возражений.
Но Мисси была так испугана, что не могла даже дышать, а не то что говорить. Гнев брата, неотвратимый, как надвигающаяся буря, парализовал ее и лишил дара речи.
Последовавшее молчание послужило проверкой для обоих — Томаса с его терпением и Мисси с ее решимостью.
— Отлично! — резко бросил он спустя несколько секунд, в течение которых никто из них не проронил ни слова, и, развернувшись на каблуках, выскочил из комнаты.
— Миллисент, — произнесла мать, повернувшись к ней, — надеюсь, ты понимаешь, что тебе не удастся скрыть правду от Томаса? Он все равно все узнает.
