Филиппа Грегори - Другая королева
Я прошел вдоль городской стены до южных ворот и там остановился на мгновение, чтобы прислушаться. Уверен, я слышу стук копыт, и вот уже часовой выглядывает в смотровое окошко и кричит: «Кто там?» – и, услышав ответный крик, распахивает одну створку деревянных ворот.
Это гонец, он мгновенно спешивается, словно очень спешит.
– Лорд Шрусбери? – спрашивает он у стражника.
– Я здесь, – отвечаю я, медленно выступая вперед, как тот, кто не торопится услышать дурные вести.
– Послание, – произносит гонец почти шепотом. – От моего господина.
Мне нет нужды спрашивать имя его господина, а своего он мне не называет. Один из тех нарядных, хорошо оплачиваемых молодых людей, что составляют тайный отряд Сесила. Я протягиваю руку за бумагой и машу, отсылая его к кухням, которые обосновались в Шамблсе; там уже горит огонь и пекут хлеб.
Сесил, как всегда, краток.
Пока не заключайте с шотландской королевой никаких соглашений. Но берегите ее. Испанский флот в Нидерландах вооружен и готов выдвинуться, но пока не вышел. Он все еще в порту. Будьте готовы привезти ее в Лондон так быстро, как только можете, когда я пришлю приказ. Сесил
1569 год, декабрь, Ковентри: Мария
– Пока вы спали, пришло письмо.
Агнес Ливингстон будит меня, нежно прикоснувшись к плечу, ранним утром.
– Его принес один солдат.
Сердце мое взвивается.
– Давай сюда.
Она протягивает письмо. Это всего лишь клочок бумаги от Уэстморленда, его острый почерк размыт дождем. Оно даже не зашифровано. В нем говорится, чтобы я сохраняла веру и надежду, что он не будет разбит и не забудет меня. Не теперь, так в другой раз. Я снова увижу Шотландию, я буду свободна.
Я сажусь и машу, чтобы Агнес принесла свечу, чтобы я рассмотрела, не написано ли на бумаге что-то еще. Я ждала, что он скажет, когда они придут за мной, о своей встрече с испанцами. А это похоже на молитву, когда я ждала плана. Если бы записка была от Ботвелла, он бы написал, где и когда мне быть; сказал бы, что делать. Он бы не сказал мне сохранять надежду, не сказал бы, что не забудет меня. Мы никогда так друг с другом не говорили.
Но если бы это была записка от Ботвелла, она была бы не в таком скорбном тоне. Ботвелл никогда не видел во мне трагическую принцессу. Он считает меня живой женщиной в опасности. Он не поклоняется мне, как произведению искусства, как красивой вещи. Он служит мне, как солдат, берет меня, как мужчина с каменным сердцем, спасает, как вассал спасает монарха в беде. Не думаю, что он когда-либо обещал мне что-то, чего не пытался сделать.
Будь она от Ботвелла, не было бы трагических прощаний. Были бы мчащиеся во весь опор всадники, едущие ночью, чтобы убить и победить. Но Ботвелл для меня потерян, он в темнице в Мальме, и мне нужно полагаться на защиту людей вроде Шрусбери, на решимость Норфолка, на отвагу Уэстморленда, на трех ненадежных пугливых мужчин, будь они прокляты. Они бабы по сравнению с моим Ботвеллом.
Я велю Агнес поднести свечу поближе и держу записку у самого пламени, надеясь увидеть тайное письмо квасцами или лимонным соком, которое побуреет от тепла. Ничего. Я обжигаю пальцы и отдергиваю их. Он не прислал мне ничего, кроме этого выражения сожаления и тоски. Это не план, это жалоба, а я не выношу чувствительности.
Я не знаю, что происходит: эта записка мне ничего не объясняет, она ничему меня не учит, кроме страха. Мне очень страшно.
Чтобы утешиться, я пишу, не надеясь на ответ, пишу человеку, совершенно лишенному чувствительности.
Боюсь, что Уэстморленд меня подвел, и испанцы не вышли, и Папа не издал буллу о свержении Елизаветы. Знаю, что ты не святой, даже того хуже: знаю, что ты убийца. Я знаю, что ты – преступник, которому место на плахе, который точно будет гореть в аду.
Так что приезжай. Я не знаю, кто меня спасет, если не ты. Прошу, приезжай. Ты, как и прежде, моя единственная надежда.
Мари
1569 год, декабрь, Ковентри: Бесс
Когда я стою на городской стене, ко мне подходит Гастингс; в лицо мне дует резкий ветер, глаза у меня слезятся, словно я плачу, и на душе так же мрачно, как мрачен этот серый день. Хотелось бы, чтобы рядом был Джордж, чтобы обнял меня за талию и снова дал ощутить, что мне ничто не грозит. Но не думаю, что он ко мне прикасался с того дня в Уингфилде, когда я сказала ему, что я – шпион, которого Сесил внедрил в наш дом.
Господи, только бы получить известия из Чатсуорта, от матери и сестры. Получить бы записку от Роберта Дадли, в которой говорилось бы, что оба моих мальчика в безопасности. Больше всего на свете я хочу получить записку, хоть строчку, хоть одно ободряющее слово от Сесила.
– Новости от лорда Хансдона, – кратко говорит Гастингс.
В руке его трепещет листок бумаги.
– Наконец-то. Слава богу, мы спасены. Господи, мы спасены. Хвала господу, спасены.
– Спасены? – повторяю я.
Я снова смотрю на север, мы все так делаем; однажды днем я увижу на сером горизонте темно-серые тени шести тысяч солдат, идущих на нас.
Он машет рукой в сторону севера.
– Больше не нужно их высматривать! – восклицает он. – Они не придут!
– Не придут?
– Они повернули обратно, чтобы встретиться с испанцами в Хартлпуле, а испанцы их подвели.
– Подвели?
Кажется, я могу лишь эхом повторять его слова, будто хор.
Гастингс хохочет от радости и хватает меня за руки, словно собирается со мной плясать.
– Подвели. Подвели, мадам Бесс! Проклятые испанцы! Ненадежные, как можно было ожидать! Подвели их и разбили им сердце!
– Сердце?
– Некоторые сдались и вернулись домой. Уэстморленд и Нотумберленд едут врозь. Армия рассеивается.
– Нам ничего не грозит?
– Не грозит!
– Все кончено?
– Кончено!
Облегчение нас сближает. Он открывает объятия, и я бросаюсь ему на шею, словно он мой брат.
– Слава богу, – тихо произношу я. – И без битвы, без капли пролитой родственной крови.
– Аминь, – отзывается он тихо. – Победа без боя, победа без смертей. Боже, храни королеву.
– Поверить не могу!
– Это правда. Сесил сам мне написал. Мы спасены. Несмотря на все невзгоды, мы спасены. Королева-протестантка сохранила трон, а другая королева в нашей милости. Ее союзники не пришли, ее друзья рассеяны, ее армии больше нет. Слава богу, благодарение Богу нашей веры.
– Почему испанцы не пришли?
Гастингс качает головой, продолжая смеяться.
– Кто знает? Кто знает? Главное, что они не явились на встречу и ей конец. Ее армия разочарована, тысячи ее сторонников растаяли. Мы победили! Хвала господу, который улыбается нам, Своему народу.
Он кружит меня, и я смеюсь в голос.
