Тесса Дэр - Пленник ее сердца
– Но я похожа на мальчишку-подростка, – страдая от неловкости и пытаясь замаскировать ее смешком, сказала Полина.
– Чушь. Я сам был подростком. И, уверяю вас, у меня не было таких соблазнительных грудок.
Свои слова Гриффин сопровождал ласками: описывая круги вокруг сосков, перекатывая набухшие бутончики между пальцами.
– Так вы из тех немногих… кому нравятся женщины с маленькой грудью? – едва не задыхаясь, спросила Полина.
Подружки, которых природа наградила щедрее, желая ее утешить, говорили, что такие и вправду существуют в природе, но в представлении Полины эти мифические мужчины жили скорее в сказках и преданиях, как, скажем, эльфы или драконы.
– Я никогда не приветствовал однообразие, – целуя ее грудь, лаская живот и бедра, – ответил Гриффин. – Это все равно что в клубе каждый вечер садиться за один и тот же стол и заказывать на ужин одно и то же блюдо. Я знаю таких приверженцев раз и навсегда установленного, но взгляды их не разделяю: никакой радости в жизни.
Когда он взял сосок в рот и обвел языком, Полина не смогла с собой совладать и стон наслаждения сорвался с ее губ. Что же касается его речей, то как на них реагировать, она не знала, ведь возможностей «разнообразить» свою жизнь у герцога предостаточно. После того как она вернется в Спиндл-Коув, он, возможно, найдет себе грудастую светловолосую красотку.
Грифф, словно почувствовав, что обескуражил ее своим заявлением, сменил тактику:
– Вы очень привлекательны, о чем наверняка и сами знаете. Верно? Вы мне не верите, потому что не видели себя.
– В том-то все и дело, что видела, – с горечью проговорила Полина.
Грифф покачал головой.
– Нет, не в зеркале: знаю я эти зеркала – они заодно с торговцами косметикой лгут. Переводя взгляд с одного воображаемого недостатка на другой, женщина вскоре перестает видеть что-либо иное, кроме множества несовершенств. А вот если бы вы могли выйти из собственного тела, одолжить – пусть на мгновение – у меня глаза, то увидели бы красоту и только красоту. Клянусь всеми семью герцогами Халфордами, что были до меня.
Полина ответила, хотя и не сразу:
– Ну что ж, я видела их портреты: должна признаться, что и впрямь симпатичнее их.
Грифф рассмеялся.
– Слава богу!
Раздвинув коленом ей ноги, чтобы почувствовала силу его возбуждения, он прошептал, уткнувшись лицом ей в шею:
– Пусть это случится сейчас. В следующий раз я не стану торопиться и буду целовать тебя везде, ласкать часами, но сейчас… мое терпение на исходе. Мне нужно… О боже, ты нужна мне.
– Да, – выдохнула Полина, целуя его. Он тоже ей нужен, она тоже не могла ждать.
Когда он вошел в нее, она вскрикнула, но не от боли: несмотря на торопливую прелюдию, она была готова его принять, готова давно, мечтала испытать это не один год. Он такой большой и горячий… наполнил ее всю, отчего наслаждение оказалось нестерпимо острым.
Наконец-то она с ним, он – в ней, вокруг нее, она чувствовала его внутри, целовала его, гладила по волосам и плечам. Она дождалась настоящего мужчину, не неловкого неопытного юнца, а мужчину, знающего свое дело и знающего не только, чего хочет сам, но и чего хочет женщина. Он входил в нее сильными ритмичными толчками, проникая все глубже, и всякий раз, когда ей казалось, что глубже уже некуда, доказывал обратное.
Он смотрел ей в глаза, и она видела в них потрясение.
– Мне… мне хорошо. Я знаю, что такое наслаждение, но это… хорошо.
– Просто у вас долго никого не было.
– Много месяцев. А у тебя?
– О, целую вечность. Годы.
Он замер на середине пути.
– Я так и думал.
Грифф завладел ее губами, и она вцепилась ему в плечи, побуждая двигаться быстрее, проникать глубже, забыть о самоконтроле… Полина чувствовала, что он не из тех, что станет осторожничать…
– Грифф… – простонала Полина.
Он замер.
– Я не хочу причинить тебе боль и стараюсь быть нежным.
Она толкнулась ему навстречу.
– Просто будьте собой, забудьте обо всем.
Что-то хищное сверкнуло в его взгляде. Он приподнялся на руках и, опираясь коленями о матрас, резко и сильно толкнулся в нее.
– Да! – вскрикнула Полина. – Еще! Еще!..
И он дал ей то, чего она так ждала. Еще и еще. Сильнее и сильнее.
Но не эта грубая чувственность заставляла болезненно сжиматься ее сердце. Он мог обидеть ее словом, это верно. Но сейчас она не нуждалась в словах – и так было ясно, что он желает ее: об этом не говорит, а кричит язык его тела. Желание исходило от каждой жилки, каждой мышцы, каждого удара его сердца.
И этот его взгляд – он буквально гипнотизировал, выворачивал наизнанку. Она чувствовала себя абсолютно беззащитной перед его дерзостью – он не остановится ни перед чем в погоне за наслаждением и отдаст ей все, что у него есть.
Полина закинула руки за голову и схватилась за резное изголовье, толкаясь ему навстречу, стремясь отдать все, что у нее есть.
– Умница! Вот так… вместе со мной.
Спина ее выгибалась, отрываясь от матраса. Тела их сталкивались с такой силой, что наслаждение подходило к границе боли. Страсть достигла предельного накала. Разрядка была так близка…
Он издал низкий грудной стон, и тревога молнией пронзила ее. Возможно, он тоже был близок…
Они не обсуждали, что будет в конце.
– Расслабься!
Полина открыла глаза. Он смотрел на нее сверху вниз, лицо его исказила судорога, двигался он в том же сумасшедшем ритме.
– Все будет хорошо. Просто расслабься.
И тогда до нее дошло: он не остановится до тех пор, пока она не достигнет пика. Не остановится, и все. Он будет делать это столько, сколько придется: хоть час, хоть два.
– Ты моя, слышишь? – прошептал он хрипло.
Накрыв ее ладони своими, он прижал ее к кровати. И тогда ее отпустило. Она вдруг обмякла, бедра ее мелко задрожали, а с губ сорвались всхлипы.
Все это время он продолжал смотреть ей в глаза, и эти темные глаза служили ей якорем.
– Ну давай же, давай! Ради всего святого, Полина…
Услышав свое имя на его устах, впервые, она… улетела. Она знала, что все эти героические усилия были ради нее, ради нее одной.
И тогда ее подхватила высокая волна. Никогда не испытывала она столь сильного, столь острого наслаждения. И эта волна продолжала удерживать ее наверху, подбрасывая все выше и выше. Это было восхитительно.
Он перекатился на пятки и приподнял ее за талию.
– Грифф…
– Я помню. – Лицо его исказилось, из горла вырвался стон, и он рывком вышел из нее, извергнув семя на простыню и валявшиеся там же ее нижние юбки.
Потом он словно замертво свалился на кровать возле нее. Весь в испарине, он тяжело дышал. Они оба лежали без сил, молча уставившись вверх, на балдахин, и никак не могли восстановить дыхание.
