Мэйдлин Брент - Зловещий брак
12
В третью субботу после моего приезда в Гринвич был день рождения Чеда. Лайза уговорила его остаться на день, и мы с ней втайне разработали план торжества. Мы купили три билета на представление в мюзик-холл Барнард, который был всего в пяти минутах езды — возле северо-западным входа в Гринвичский парк. Лайза называла его нижним входом, потому что он лежал у подножия холма. Она удивилась тому, как я ориентируюсь по сторонам света: для нее эти ориентиры ничего не значили; но я жила по компасу три года подряд и всегда знала направление ветра, предсказывала погоду и определяла направление, даже на суше.
После музыкального шоу мы должны были вернуться домой на праздничный обед в честь дня рождения: обед состоял из сюррейского жареного каплуна с тушеными овощами, сельдереем, пастернаком, спаржей и жареным картофелем. Я теперь чувствовала себя на кухне достаточно уверенно. Приготовила овощи и поставила курицу жариться на медленный огонь, чтобы все было готово в течение часа к нашему возвращению из мюзик-холла.
На закуску я сделала блюдо из разных морепродуктов: я сама изобрела его во время странствований на «Кейси». В Гринвич ежедневно привозили по реке рыбу и моллюсков. Мое блюдо понравилось Лайзе. Я еще научилась готовить пудинги, поэтому собиралась подать вместо пудинга сыр с бисквитами. Мы потратили шесть шиллингов на бутылку хорошего шампанского.
В тот день явственно пахнуло зимой. После прогулки мы вернулись с красными от морозца щеками. Попив чаю, Лайза отослала Чеда в кабинет, наказав не подходить близко к кухне, но быть готовым отвезти нас в шесть часов в неизвестном направлении. Мы с Лайзой надели фартуки и принялись за обед. Лайза во всем следовала моим инструкциям. Удивительно, что этот ставший родным дом и этих людей я узнала всего три недели тому назад.
Во время работы мы, как обычно, болтали.
— Я уверена, что твои волосы отрастут еще до Рождества, — сказала Лайза, — и они будут выглядеть великолепно. У них такой красивый оттенок, Кейси.
— Спасибо, ты так добра ко мне, но я не желала бы иметь такие брови. Они слишком густы. Как ты думаешь, может, их выщипать?
— Не делай этого! Они идут тебе, дорогая. Не понимаю, почему, но они как раз подходят к твоему лицу; и мне нравится, как ты их хмуришь, когда думаешь.
— Именно это я так ненавижу. Пастернак готов, Лайза? Спасибо. Я так многого ожидаю от этого вечера. Знаешь, незадолго до урагана у меня был двадцать первый день рождения: я тогда ныряла на глубину в шесть фатомов, чтобы добыть лобстера для ужина. Это странно звучит здесь, правда? Но тогда для меня это было обычным делом.
— Мне нравится слушать о твоих приключениях на «Кейси», — сказала Лайза. — Тебе не грустно говорить об этом? Я имею в виду, о Дэниеле?
Я покачала головой.
— Иногда я грущу, но я не возражаю поговорить о Дэниеле. Иногда я мысленно разговариваю с ним, рассказываю ему, как мне повезло и как я счастлива; как добры были ко мне вы с Чедом и Сэм. Знаю, это глупо, но я начала разговаривать с ним тогда, когда была одинока.
— Это вовсе не глупо, моя милая, — вздохнула Лайза. Мы услышали резкий звук колокольчика у входной двери. — Наверное что-то для нас есть в вечерней почте. Пойду посмотрю.
Через несколько минут она вернулась с письмом.
— Это от Сэма, слава Богу. Вероятно, ему удалось послать его со следующим пароходом. У нас есть время почитать, или ты хочешь, чтобы я что-то сделала?
— Нет, что ты, все идет по плану. Читай письмо. Она уселась на деревянном стуле возле кухонного стола и раскрыла письмо.
— Ну, это не такое длинное, как предыдущее. То все целиком было посвящено урагану, тому, как ты его спасла, и твоему путешествию в Лондон. В этом только два листа. Посмотрим… — Одну-две минуты она молчала, а потом облегченно вздохнула: — Он пишет, что теперь вполне поправился и что это письмо он отправит с почтовым пароходом, так что оно прибудет всего за семь-восемь дней до его приезда. — Она улыбнулась. — Пишет, что его разговор с тобой ненапиджин-инглиш продолжался чуть более десяти минут, поэтому ему не удалось сказать всего, что он хотел; он надеется, что ты уже устроилась у нас, и он уверен, что мы с Чедом поймем, какая ты удивительная…
— Нет, Лайза, прекрати!
— Это он так пишет, дорогая. Мне придется рассказать ему, какая ты невыносимая. Ах, он отправляется пароходом «Дервент», который прибудет в Лондон утром десятого. Это ведь суббота, правда? Да, следующая суббота. Как хорошо. Мы в тот день вообще не станем открывать агентство и поедем его встречать. Бог мой, как он удивится перемене в тебе! Это будет так чудесно: его встретит хорошо одетая, привлекательная юная леди.
Я положила каплуна жариться.
— Думаю, что буду чувствовать себя неловко. По правде говоря, я в этом уверена. Говори с ним, ради Бога, ты, Лайза — я не знаю, что сказать.
— Сэм Редвинг — американец, и никто в его компании не может чувствовать себя неловко, — улыбнулась Лайза.
— Он совершенно очаровал святых сестер в госпитале Ла-Фасиль.
— Да. Кажется, ты очень мало знаешь о Сэме. Вы ведь едва обменялись с ним несколькими словами. Наши семьи в Гонконге жили по соседству, и мы с ним росли как сестра с братом. Сколько картофелин нужно очистить, дорогая? Восемь? Они как раз подходящего размера.
— Очисть девять.
— Его отец был врачом. Я не знаю, почему его семья приехала в Гонконг. Дед Сэма был индейцем, и думаю, что американское высшее общество косо смотрело на брак полуиндейца с белой женщиной. Она была прелестной женщиной, а отец Сэма был добрейшим человеком. Они вместе погибли лет десять тому назад во время кораблекрушения в Гонконге.
— Боже, какое несчастье.
— Да. Для меня они были вторыми матерью и отцом. Когда я была маленькой, Сэм приходил в наш дом почти ежедневно — поиграть со мной. — Она усмехнулась. — Мы часто ссорились. Ему хотелось играть в солдат, а я желала играть в медсестер. Конечно, ему хотелось бы играть с мальчишкой, но приходилось смириться, потому что мальчишек по соседству не было. Чед родился, когда мне было четыре года, а год спустя случилось несчастье: фирма отца была разорена, а его посадили по ложному обвинению.
— О, Лайза, — проговорила я, — я так горюю вместе с тобой… обо всем этом.
— Теперь это все в далеком прошлом, дорогая. Для всех, кроме Чеда. — Она несколько минут грустно о чем-то размышляла, затем слегка пожала плечами и продолжила: — Я была слишком молода, чтобы понять истинную сущность происходящего, конечно, но мы очень быстро лишились всех так называемых друзей, — всех, кроме Редвингов. Думаю, бедняге Сэму пришлось подраться с половиной мальчишек в школе, чтобы выступить в нашу защиту. В те дни он вечно ходил с подбитым глазом или распухшим носом. Моя мать была замечательной личностью. Когда был вынесен приговор суда, она основала представительство мануфактур в Коулуне и стала агентом нескольких поставщиков; дело медленно, но верно стало кормить семью.
