Лоренс Даррелл - Жюстина
N.B. Еда — для едения
Искусство — для искусствования
Женщины — для……..
Бордель
распутник
И когда они в следующий раз встретились при совсем других обстоятельствах… Но я не решаюсь продолжить. Я достаточно глубоко изучил Мелиссу и не могу вспомнить, что нашел в ней Нессим — страницы покрыты подчистками и исправлениями. Страницы, которые я вырвал из его дневника и уничтожил. Сексуальная ревность — наиболее любопытное животное и может обосноваться где угодно, даже в памяти. Я отвожу глаза от мысли о застенчивых поцелуях Нессима и о поцелуях Мелиссы, которые выбрали в Нессиме всего лишь ближайший ко мне рот.
Из хрустящего пакета я выбрал полоску клееного картона, на которой, после стольких стыдливых уточнений, я убедил местного сдельщика-печатника поместить мое имя и адрес, и, взяв ручку, написал:
М-р _________ с удовольствием принимает любезное приглашение м-ра __________ на утиную охоту на озере Мареотис.
Мне казалось, что теперь можно узнать некоторые важные истины о человеческом поведении.
Осень в конце концов разрешилась ясной зимой. Прилив вспарывал пустые каменные плиты на Корнище. Стало больше перелетных птиц на мелких плесах Мареотиса. Воды, переливающиеся от золотого к серому, окраска зимы.
Вечеринки начинались в доме Нессима ближе к сумеркам. Впечатляющее собрание автомобилей и охотничьих принадлежностей. Бесконечная возня с плетеными корзинами и ружейными чехлами, проходящая под аккомпанемент коктейлей с сандвичами. Костюмы стиля «бутон». Сравнение марок ружей и патронов. Разговоры, неотделимые от охотничьей жизни, хаотичные, непоследовательные, мудрые. Желтоватые безлунные сумерки; угол солнечного света медленно поворачивается вверх, к стеклянной сирени вечернего неба. Это бодрящая погода, чистая, как стеклянная ваза.
Мы с Жюстиной пробираемся сквозь паутину наших забот, как уже расставшиеся люди. Она одета в знакомый полубархатный костюм — пальто с глубоко скошенными карманами; мягкая велюровая шляпка надвинута на брови — головной убор школьницы; кожаные сапоги выше колена. Мы не смотрим друг другу в глаза, но говорим с пустой безличностью. У меня пульсирующая головная боль. Она заставила меня взять свое, не нужное ей ружье — прекрасный легкий двенадцатизарядный карабин, он идеально подходит для нетренированной руки и такого глаза, как мой.
Слышатся смех и аплодисменты в то время, как тянется жребий для составления групп. Предстоит занять позиции, сильно разнесенные по берегам озера. Тем, кто отправляется на западное стрельбище, предстояло сделать большой крюк по дороге через Мекс и по краю пустыни. Начальники каждой группы отрывали от шляпы полоски бумаги с написанными на них именами гостей. Нессим уже выбрал Каподистрию, который одет в аккуратную кожаную короткую куртку с бархатными обшлагами, габардиновые галифе цвета хаки и клетчатые гольфы. На нем старая твидовая шляпа с фазаньим пером и гирлянды патронташей. Следом идет Ралли, старый греческий генерал с пепельного цвета мешками под глазами, в заштопанных бриджах; Паллис, французский поверенный в делах, в пальто из овечьей кожи, и, наконец, я сам.
Жюстина и Помбаль присоединятся к группе лорда Эрола. Становится ясно, что нам предстоит разойтись. Внезапно, впервые в жизни, мне становится по-настоящему страшно, когда я замечаю ничего не выражающий блеск глаз Нессима. Мы занимаем свои места в стрелковой цепи. Селим развязывает ремни тяжелого мешка из свиной кожи, чехла для охотничьих ружей. Его руки дрожат. Приготовления окончены, машины трогаются с места, взревев моторами, и по этому сигналу толпа слуг быстро выбегает из огромного дома с бокалами шампанского нам на посошок. Это уклонение от сценария дает возможность Жюстине подойти к нашей машине под предлогом того, что ей надо передать мне пачку бездымных патронов. Она тепло пожимает мне руку и на секунду запечатлевает меня своими выразительными черными глазами: в выражении ее лица я ошибочно читаю облегчение. Я стараюсь сложить губы в улыбку.
Машина движется плавно, и мы ловим последние лучи заходящего солнца на выезде из города, чтобы по мелким дюнам двинуться по направлению к Абукиру. Все в прекрасном расположении духа, Ралли болтает без умолку, а Каподистриа занимает нас анекдотами о своем легендарном сумасшедшем отце. («Первое, что он сделал сойдя с ума — это подал в суд на двух своих сыновей, обвинив их в преднамеренной незаконнорожденности».) Время от времени он поднимает палец, чтобы коснуться полотняного компресса над левым глазом у черной повязки. Паллис достал старую охотничью войлочную шляпу с большими наушниками, что делает его похожим на склонного к абстрактному теоретизированию галльского кролика. Время от времени в зеркальце я встречаюсь глазами с Нессимом, и он улыбается.
Мы подъезжаем к берегам озера уже в сумерках. Старый гидроплан завывает и рычит в ожидании нас. Приманные чучела сложены в большую кучу. Перед тем, как присоединиться к нам в плоскодонном ялике, Нессим собирает пару длинноствольных охотничьих ружей и лафетов-треног, и мы отчаливаем в заросшую тростником девственность озера, чтобы взять курс к уединенному охотничьему домику, где нам предстоит провести ночь. Все стороны горизонта обрубаются, пока мы огибаем темные каналы на нашем шумном судне, тревожа обитателей озера ревом двигателей; тростники смыкаются над нами, и повсюду из воды торчат островки осоки, пригодные для укрытия. Раз или два перед нами открывается полоска чистой воды, и мы успеваем увидеть поднимающиеся стаи взбудораженных птиц: дикие утки оплетают паутиной спокойную водную гладь. Совсем рядом снующие туда-сюда бакланы устраивают свою лавку древностей, с длинными жадными клювами, набитыми травой. Теперь повсюду вокруг нас, но вне поля зрения, устраиваются на ночь богатые озерные колонии птиц. Когда выключаются моторы гидроплана, тишина неожиданно наполняется вздохами и стонами уток.
Легкий зеленый ветер появляется и рябит воду вокруг небольшой деревянной хижины, на ее балконе сидят ждущие нас грузчики. Неожиданно наступает темнота, и голоса лодочников звучат резко, искрометно, весело. Грузчики — дикая орава, они носятся по островам с пронзительными криками, полы их кафтанов подобраны и обвязаны вокруг пояса. Они не замечают холода. Они кажутся черными и громадными, как будто высечены из темноты. Одного за другим они втягивают нас на балкон, а потом отчаливают на малых шаландах, чтобы заложить приманки, пока мы направляемся во внутренние комнаты, где уже зажжены керосиновые лампы. Из маленькой кухни доносится вдохновляющий запах пищи; мы с восторгом вдыхаем его, освобождаясь от ружей и патронташей и сбрасывая ботинки. Теперь некоторые позволяют увлечь себя трик-траком, другие — охотничьими россказнями — самыми, пожалуй, увлекательными мужскими беседами на свете. Ралли втирает свиной жир в свои старые заплатанные ботинки. Тушеное мясо отменно, а красное вино приводит всех в хорошее расположение духа.
