Натали Питерс - Маскарад
Раф пытался представить лицо Фоски – копну рыже-золотистых волос, смеющиеся серые глаза, бледную кожу. Но в его воспоминаниях волосы были темными, глаза черными, кожа смуглой. «Лиа, прочь, черт побери, из моих мыслей, – думал Раф, даже потряс головой. – Разве ты, Лиа, не принесла мне достаточно горя? Почему преследуешь меня?»
Он пытался вспомнить голос Фоски – хрипловатый, всегда окрашенный смехом. «Мы больше никогда не будем так счастливы, как сейчас», – сказала она. Каким верным оказалось ее предсказание! А в ушах Рафа назойливо звучал голос Лии: «Я люблю вас. Я предала вас. Я всегда буду любить вас. Я хотела вас».
Он сердито фыркнул, быстро встал и, забыв о низком потолке, стукнулся головой. Он громко выругался и почувствовал себя лучше.
В тюрьме царила тишина. Раф задумался, сколько других заключенных содержится вместе с ним в одном блоке. Он предположил, что всего лишь несколько. В Венеции было не много преступников, которые похвалялись бы, как он, своими бунтарскими намерениями.
«Вероятно, – думал Раф, – следовало действовать более осторожно». Но разве он не хотел привлечь внимание к делу, за которое боролся? Он рассчитывал на то, что его популярность в народе защитит его от ареста. Но народ не смог защитить его в Париже, а инквизиторы не медлили. Из улик, предъявленных в суде, выходило, что он и Фоска были под постоянным наблюдением чуть ли не сразу после того, как покинули Венецию. Их судьбы давно были решены.
Он коротко задумался о смерти. Даже здесь, в камере смертников, она казалась ему далекой и невозможной. Какая она? Он так долго жил в страхе и в предчувствии опасности, что смерть чуть ли не влекла его. Он не будет долго страдать. Немного неприятно, а потом – пустота. Раф не верил в загробную жизнь. Верил только в пустоту, где царил бесконечный покой.
– О, Фоска, – вздохнул он. – Любовь погубила нас обоих.
«Желая хоть мельком взглянуть на Рафа, Лиа несколько часов простояла на мосту Понтэ-Палья. Она слышала, что суд над ним должен был состояться сегодня утром. В последние дни шепотом передавали слухи о том, что Рафа схватили и вернули в Венецию. Лиа ничего не слышала о Фоске, да ее та мало заботила. Но она знала, что Раф пройдет по мосту в тюрьму. Лиа наблюдала и ждала.
Она увидела, что у решетки, ограждающей Мост вздохов, остановилась темная фигура и пошла дальше. Она подавила выступившие на глазах слезы – так его не спасти. Лиа почувствовала себя беспомощной, потерянной. «Но должен же быть какой-то способ, что-то можно сделать…» – думала она.
Лиа покинула район Дворца дожей и вернулась в свой новый дом к своей покровительнице – балерине Мари де Планше.
Как только она переступила порог квартиры, тут же посыпались вопросы:
– Где вы были? С кем? Почему ускользнули из дома еще до восхода солнца? Вы, конечно, были с мужчиной? Как вы можете так ко мне относиться? Вы говорите, что хотите стать танцовщицей. Как вы этого добьетесь, если надолго убегаете как раз тогда, когда должны тренироваться? Думаете, сможете стать великой, лишь мечтая об этом? Вы уличная девка и всегда ею останетесь!
Лиа вздохнула и сбросила шаль.
– Простите, Мари. Сегодня инквизиторы приговорили моего брата к смерти и бросили его в «Могилу».
– Что? – У Мари перехватило дыхание. – Вашего брата? Вы никогда не говорили, что у вас есть брат! Вы выдумываете!
Лиа рассказала Мари запутанную, но довольно правдоподобную историю о Рафе и его побеге во Францию. Она объяснила свое молчание тем, что ей очень больно говорить об этом. Убедить де Планше не удалось, но та не могла не поверить в искренность отчаяния Лии.
– Запомните только, Лиа. Хандра не поможет вызволить его из тюрьмы, – заметила Мари. – Давайте работать.
Она заставила Лиу делать упражнения до самых сумерек, когда девушка просто свалилась с ног. Де Планше смеялась.
– Вы никогда не станете знаменитой, если не будете репетировать по многу часов!
– Я буду знаменитой, – заносчиво сказала Лиа. – Вот увидите! Я буду лучшей танцовщицей. Такой, какую в городе никогда не видели. Лучшей, чем вы, старая карга.
– Это мы еще посмотрим! Хотя должна признать, что за последние несколько месяцев вы добились прекрасных результатов. Когда вы, дитя, попались мне на глаза, я поняла, что надежда есть. И оказалась права. Именно поэтому мне очень не нравится, когда вы шляетесь, как сегодня. От этого страдает работа. Вы начали обучаться танцам слишком поздно и поэтому, чтобы восполнить пробел, должны теперь трудиться.
– Вы просто ревнуете меня к брату, Мари, – поддразнила Лиа.
– А? Ревную? Что за идея!
Лиа подсела поближе к пожилой женщине и обняла ее худощавую шею. Если смотреть на де Планше издалека, из-за рампы, то ей можно было дать лет семнадцать. Но вблизи ее истинный возраст был совершенно очевиден. Хотя она тщательно подкрашивала появляющиеся в темных волосах седые пряди, его выдавали тоненькие морщинки вокруг глаз и рта. Недруги утверждали, что ей около пятидесяти. Лиа нежно поцеловала свою покровительницу.
– Почему вы меня не прогоните, если так ненавидите?
– Возможно, я последую вашему совету. – Балерина высокомерно пожала плечами. – Вы слишком независимы. Когда вы пришли ко мне и попросили, чтобы я научила вас танцевать, вы были и нежны и застенчивы. Как святая. Уже тогда нужно было бы понять, что это лишь плутовство. Вы хотели получить от меня то, что я могла вам дать. Вы врете, маленькая интриганка, как и все остальные.
– Но и вы, Мари, хотели получить от меня то, что я могла вам дать, – возразила Лиа, потершись носом о шею танцовщицы и гладя ее волосы. – Я люблю вас, как никто другой. Я никогда не покину вас. Но сейчас мой брат попал в трудное положение, и я должна сделать все, чтобы спасти его. Разве вы не можете помочь мне?
– Но как я могу уговорить инквизиторов? – удивилась де Планше. – Ваш брат уже в «Могиле»! Это невозможно!
– Если хочешь помочь тому, кого любишь, ничего невозможного нет, – убежденно сказала Лиа. – Вы мне поможете, Мари? У вас есть влиятельные друзья, занимающие важные должности в правительстве. Вы можете выяснить так много…
Лиа поцеловала ее в губы. Мари затрепетала и закрыла глаза. «Действительно, – думала Мари, – все так легко, если тебя любят. Любовники всегда готовы идти на компромисс. Они сделают что угодно, лишь бы не сердить своего партнера».
– Моя драгоценная Мари, – прошептала Лиа.
– Я всегда знала, что вы превзойдете меня во всем, чему я научила вас, – сказала Мари. – Хорошо, попробую. Но если мне не удастся, прошу вас не разочаровываться. В Венеции есть вещи, которые боятся обсуждать даже самые могущественные люди. Измена… Это очень серьезно, Лиа. Мне такое обвинение не по душе.
