Адель Эшворт - В сладком плену
Господи, ну и бедлам.
Ян остановился у письменного стола, от души приложился к бутылке, потом, сощурившись, посмотрел на каминные часы. Кажется, те показывали без малого три, но сказать наверняка было трудно. Переизбыток виски и недостаток света. Ян громко выругался и провел ладонью по лицу.
К этому моменту он был хоть сколько-нибудь уверен в одном — ему начинают порядком надоедать игры. Он устал выдавливать из Виолы правду. Устал разбираться, почему собственные чувства вдруг перестали поддаваться разумным объяснениям. Ему нужны ответы, а прямо сейчас ему больше всего нужна она.
Всегда, и только о вас…
Ян застонал и поставил то, что осталось от бутылки виски, на стол. Запустив пальцы в волосы, он вышел из кабинета — целеустремленный, взвинченный от разгоревшегося с новой силой желания и готовый к бою.
* * *— Просыпайтесь, Виола.
Она встрепенулась, не зная, наяву слышит голос Яна и чувствует его присутствие, или он ей только снится. Потом захлопала ресницами и увидела в тени его лицо. Герцог возвышался над ее койкой, держа перед собой тускло горевшую лампу.
— Зачем вы здесь? — пролепетала она, садясь на постели и убирая со лба и щек сбившиеся пряди волос. — Который час?
— Около половины четвертого, — бросил герцог. Отойдя от койки, он направился к печи, поставил лампу на холодную поверхность, после чего вернулся и посмотрел прямо на Виолу. — Я не мог уснуть после нашей последней… стычки, хотя у вас, как вижу, трудностей не возникло.
Это немного смутило Виолу. Она не могла понять, что у герцога на уме, и главным образом потому, что он пробудил ее от крепкого сна, после которого она еще не успела собраться с мыслями.
— Насколько мне помнится, ваша светлость, — проговорила она, зевая, — вы пожелали мне спокойной ночи, когда уходили. Я была рада вам угодить, но вы и во сне меня преследуете?
Низким, огрубевшим голосом Ян сказал:
— Надеюсь, Виола, потому что вы долгих пять лет преследовали меня во снах.
Она говорила полушутя, но герцог оставался серьезным и, по всей видимости, готовым продолжать разговор об их прошлом. А это значит, что он наверняка вернулся спорить. Но почему теперь? Виола обвела его взглядом, заметив, как он напряжен, как спутаны его волосы. Герцог вернулся к ней в тех же темных брюках и простой льняной рубашке, в которых уходил накануне, только теперь они выглядели мятыми. Рукава были расстегнуты и подкатаны к локтям, под развязанным воротом проглядывалась волосатая грудь. Ян выглядел серьезно озабоченным чем-то, и, хотя он неотрывно смотрел ей в глаза, когда он поднял руку, чтобы почесать затылок, к ее изумлению или, скорее, внезапному прозрению, он вдруг пошатнулся.
— Ян, вы пьяны?
Герцог слабо улыбнулся.
— Не совсем. Просто оглушен до той степени, чтобы задуматься, какой одинокой может быть жизнь одиночки.
Виола фыркнула и закатила глаза.
— Если вы в самом деле понимаете, о чем говорите, то вы точно пьяны.
— Думаю, — тихо заметил он, — что уж вы-то и без алкоголя знаете, каким горьким бывает одиночество.
Его слова попали в цель, и Виола подавленно опустила плечи. В зависимости от того, сколько спиртного он выпил, этот разговор может сложиться очень нелегко. Но если он ищет ссоры, то она вряд ли сумеет ему помешать, а потому лучше, наверное, принять бой, чем забиваться в угол. Мгновение спустя Виола сбросила одеяла и встала с постели, уперев руки в бедра и без страха взглянув на герцога.
— Ближе к делу. Зачем вы здесь? — опять спросила она, черпая решимость в нарастающем раздражении.
Глаза Яна тут же вспыхнули заметным сексуальным голодом. Его взгляд медленно заскользил вниз, а потом вверх по ее телу, заставив ее пожалеть, что она встала с койки.
— Дамам с вашей внешностью, — пророкотал герцог, — должно быть запрещено законом стоять полунагой перед мужчиной, который уже сто лет не наслаждался девичьими прелестями.
Виола обомлела, чувствуя, как ускоряется ее пульс. Скрестив на груди руки, она стала переминаться с ноги на ногу. До нее начала доходить истинная причина неожиданного возвращения герцога, и она вдруг поняла, насколько уязвимо ее положение.
— Так вот в чем дело, — сухо сказала она, с напускной смелостью задирая подбородок. — Вы пришли, чтобы переспать со мной сейчас, чтобы взять меня, когда вам удобно, застать меня врасплох, спящей, доказать свою полную власть надо мной, нарушив мой сон.
Ян ухмыльнулся.
— С чего это вы взяли, будто сейчас я только и хочу, что переспать с вами?
Обращение с ней как с идиоткой только еще больше вывело ее из себя.
— Может быть, с того, что здесь больше нечем заняться? — язвительно парировала она. — С того, как вы на меня смотрите? — Она помолчала и добавила: — Вы же этого хотите, не так ли? Или вы вернулись, чтобы выпить чаю?
— Я вернулся, чтобы быть с вами.
Этот хриплый ответ потряс ее до глубины души. Такая уклончивость была не в духе Яна, и романтического шепота, каким говорят любовники, она от него никак не ждала. Оставалось винить во всем алкоголь.
— Чтобы быть со мной?
Герцог покачал головой и провел ладонью по лицу.
— Виола, вы все усложняете…
— Что я усложняю? — перебила она, недоумевая, что он обвиняет ее в чем-то теперь, притом что сам уходит от ясности. — Неужели вы в самом деле думаете, что я поверю, будто вы пришли поболтать со мной о теплой летней погоде или позвать с собой на рыбалку? — Она медленно покачала головой, до конца постигнув его полуночный замысел. — Нет, ваша светлость. Вы вернулись, чтобы досадить мне, упиться властью, которая простирается даже над моей способностью отдыхать, разбудить меня, еще раз порадовавшись тому факту, что я заперта здесь вам на потеху, а потом воспользоваться моим телом, чтобы удовлетворить свои плотские желания. Вы будете делать это снова и снова, пока я не наскучу вам и вы не отправите меня домой. Я права?
Методично перечислив все мотивы герцога, она, очевидно, задела его за живое. Его взгляд помутнел, он стиснул челюсти и поджал губы.
— Зачем так неприглядно это перекручивать? — сдавленным голосом спросил он. — Как будто я хочу, чтобы вы лежали здесь тряпичной куклой, пока я буду бездушно справлять свои физические нужды?
Выпрямив спину и расправив плечи, Виола решила, что настал момент поговорить начистоту; терять ей уже было нечего.
— Затем, Ян, — почти шепотом проговорила она, задыхаясь от эмоций, — что по большому счету нас связывает только боль и скорбь, сожаления и, в вашем случае, жажда мести. Мы не пара, и, думаю, вы понимаете, что я не из тех женщин, которые хотят или могут быть чьими-то содержанками. Вы можете желать меня, но это не более чем мужская похоть. Мы оба знаем, что уж чего вы не хотите, так это заниматься со мной неспешной, страстной, осмысленной любовью. Не для того вы меня сюда привезли, и я не настолько наивна, чтобы ждать от вас этого.
