Жюльетта Бенцони - Катрин. Книга третья
— Еще бы! Ла Тремуйль из кожи вон вылезет, чтобы отыскать своего пленника и отомстить за сожженный замок. Сеньор Ксантрай не умеет держать язык за зубами… да и узнать его в обличье крестьянина было слишком легко! Даже в деревенских обносках и с бородой он остается воином с головы до пят. Я поражаюсь, как его пропустила городская стража. Солдаты, наверное, просто перепились!
Внизу просыпался дом. Лестница скрипела под ногами слуг, на кухне двигали тяжелые котлы. Хлопнула входная дверь. Кто-то уже вышел из дома. Вероятно, Масе отправилась на утреннюю мессу. Арно, казалось, спал. Посмотрев на него долгим взглядом, Катрин наконец решилась прилечь.
Пять дней и пять ночей Катрин не покидала комнаты, где все так же неподвижно лежал Арно. Она попросила постелить ей на полу в углу и дремала там два-три часа, когда ноги отказывались держать ее. При ней постоянно находилась Сара, и каждый вечер с наступлением темноты являлся Ксантрай, которому приходилось таиться, чтобы в городе не возникли пересуды, отчего он так зачастил к меховщику Жаку Керу. Что до Готье, то он ночью ложился поперек дверей, а в комнату входил, только когда его звали. При этом было заметно, что появляется он в ней весьма неохотно и норовит побыстрее уйти. Любое поручение Катрин он выполнял мгновенно и беспрекословно, но никто больше не видел улыбки на его лице, и голоса его почти не было слышно. Причину такого странного поведения безошибочно определила Сара.
— Ревнует! — заявила она.
Готье ревновал? Вполне возможно! На какое-то мгновение Катрин ощутила неловкость, однако быстро забыла о нормандце. Все эти дни, полные тревожного ожидания, она не могла думать ни о ком, кроме Арно, часто она даже не слышала обращенных к ней слов. Вместе с Ксантраем она вела беспощадный бой со смертью при помощи Сары и старой Маго. Жак и Масе старались ничем не отвлекать их и только дважды в день заходили, чтобы узнать, как идут дела у больного. И если в комнате на втором этаже шло сражение за Арно, то жизнь дома текла обычным, размеренным порядком, ибо прежде всего нужно было не привлекать к себе внимания. В целях безопасности Жак Кер даже переправил поэта Алена Шартье на одну из своих ферм. Старый ловелас начал ухаживать за молоденькой служанкой, а это могло привести к осложнениям.
Арно метался в исступленном бреду, который сменялся полным оцепенением. В нем шла невидимая мучительная борьба, и порой только слабое дыхание показывало, что он все еще жив. В такие мгновения ноздри у него начинали западать, а Катрин, с остановившимся сердцем, боялась вздохнуть, чтобы не оборвать хрупкую нить жизни. Потом она тихо молилась, боясь признаться самой себе, что предпочитает мучительный бред этой трагической неподвижности. Она взяла на себя почти все заботы о больном, собственноручно меняла ему компрессы на глазах и благодарила Бога, когда ей удавалось — ценой бесконечных усилий — хоть немного покормить его.
Хотя все ее помыслы были заняты Арно, она не забывала о нависшей над ними угрозе. В городе, естественно, много говорили о нападении на замок Сюлли. К счастью для рыжего капитана, Ла Тремуйль не сумел дознаться, кто убил его людей к поджег замок. Ксантрай позаботился о том, чтобы нельзя было опознать ни его самого, ни других участников нападения. Со слов толстого камергера выходило, что неизвестная банда застала врасплох стражу замка и увела с собой пленника, имя которого Ла Тремуйль почему-то предпочитал не называть.
— Конечно, Ла Тремуйль не уверен, что эту шутку с ним сыграл я, — делился с Катрин своими соображениями Ксантрай, — однако он меня подозревает, и мне надо быть очень осторожным, чтобы не угодить в ловушку. Я выхожу из дома только вечером, переодевшись в костюм слуги, а сюда прихожу, навестив некую даму из числа моих друзей. К счастью, в ее доме есть второй выход, весьма ловко замаскированный, и через него я могу ускользнуть незамеченным.
Ксантраю, очевидно, нравилось играть в прятки с камергером, и это беспокоило Катрин. В смертельно опасной игре на кон были поставлены две жизни — ее собственная и Арно. Каким образом можно будет спрятать раненого, если дом Керов окажется на подозрении? В подвале? Но в бреду Арно кричал так страшно, что мог обрушиться потолок: в спальне пришлось завесить стены и окна одеялами, чтобы не привлечь внимания прохожих.
На рассвете шестого дня, когда Катрин, встав на колени в углу перед иконой Богоматери, горячо молилась, закрыв лицо ладонями, а Ксантрай, стоя у постели друга, потягивался, как кот, готовясь уходить, вдруг послышался слабый, но отчетливый голос, при звуках которого капитан вздрогнул, а Катрин изумленно оглянулась, забыв о молитве.
— Зачем ты отпустил бороду? Тебе она не идет… Катрин, сдавленно вскрикнув, вскочила на ноги. Слегка приподнявшись на локте, Арно смотрел на своего друга, и на губах его играла насмешливая улыбка. Он сорвал с глаз повязку. Зрачки были еще красными, но Арно видел! Ксантрай ухмыльнулся, пытаясь скрыть охватившее его волнение.
— Значит, решил все-таки вернуться в мир живых, — пробурчал он, и в его карих глазах сверкнула радость, — впрочем, мы и не сомневались в этом, правда, Катрин?
— Катрин?
Раненый силился приподняться, стараясь заглянуть за плечо Ксантрая, но молодая женщина, смеясь и плача одновременно, уже ринулась к нему. Встав на колени перед кроватью, не в силах вымолвить ни единого слова, она схватила руку Арно и прижала ее к мокрой от слез щеке.
— Милая моя! — тихо сказал потрясенный Монсальви. — Нежная моя Катрин! Каким чудом ты здесь? Неужели Господь услышал мои мольбы и позволил мне увидеться с тобой вновь? Как я взывал к нему из моей тюрьмы! Ты здесь? Это, в самом деле, ты? Скажи, ты не снишься мне? Ты настоящая, живая?
По его исхудавшему лицу катились крупные слезы. Никогда Катрин не видела плачущим гордого Монсальви, и эти слезы лучше всяких слов показывали, как сильна его любовь. Для Катрин они были дороже самых богатых подарков. Он плакал от радости, плакал из-за нее! Замирая от нежности и благодарности, она прильнула к нему, обхватив его худые костлявые плечи и прижавшись дрожащими губами к его щеке.
— Я такая же живая, как и ты, любимый мой. Небо опять совершило чудо для нас… Теперь никто никогда не разлучит нас…
— Будем надеяться! — проворчал Ксантрай, слегка задетый тем, что на него не обращают внимания. — Черт возьми! У вашей любви слишком много недругов!
Но Арно не слышал его. Обхватив ладонями лицо Катрин, он осыпал ее поцелуями, шепча бессмысленные нежные слова, дрожащими пальцами гладил бархатистые щеки, упругую шею, округлые плечи, словно желая заново познать это желанное и почти забытое тело. Катрин, переполненная счастьем, все же слегка ежилась под дружески-насмешливым взглядом Ксантрая и старалась потихоньку выскользнуть из горячих рук Арно.
