Эвелин Энтони - Валентина
Мюрат встал и повернулся к ним спиной, нервно сцепив руки.
— Какая жестокость! — раздельно и четко произнесла Александра. — Смотрите — она в обмороке!
* * *Валентина проснулась внезапно от невыносимой, гложущей тревоги. Они заночевали в доме, который передал в их распоряжение Мюрат, для чего пришлось сильно потеснить живших там молодых офицеров его штаба. Валентина все это осознавала как сквозь пелену и заснула после долгих рыданий в объятиях Александры. Проснувшись, она обнаружила, что постель сестры пуста. Рассвет еще только занимался. Она поняла, что ее разбудил наружный шум, но она не сразу распознала его источник. Грохот был так силен, что проходил и сквозь двойные стекла окон. Накинув одежду, она подошла к окнам, но в них ничего было не разглядеть за толстым, многослойным узором инея. Звуки за окном напоминали гром приветствий.
— Валентина! — За ее спиной стояла Александра, наскоро приводя в порядок свой туалет.
— Сандра, что происходит? — кинулась к ней Валентина.
— Не знаю, но думаю, что это звук приветствий… Это может быть весьма важно для нас… Скорее одевайся, выйдем посмотреть!
Улицы были забиты солдатами. Офицеры на изможденных, тощих лошадях с трудом прокладывали себе путь сквозь толпу. Всюду слышались приветственные крики. Женщины, вышедшие на крыльцо, сразу же смешались с этими людьми. Валентина схватила за рукав одного военного и, задыхаясь от волнения, спросила:
— Что происходит? Почему собралась такая толпа?
— Не знаете, что ли? — удивился он. Слезы радости катились по его лицу. — Это вернулся маршал Ней с арьергардом! Он сумел провести их через русские заслоны! Это чудо, мадам, настоящее чудо!
Это действительно было чудом — как удалось Нею провести своих полуживых людей до Орши. Никакая победа не смогла бы вызвать сейчас такого подъема духа во французском войске, как это появление кучки истрепанных людей. Это был триумф. Нея и его отряды все, включая самого императора, давно считали погибшими. Наполеон сам прибыл к месту их входа в город и бросился в объятия Нея. Он дал ему титул, которого еще не знала история Франции, — Храбрейший из Храбрых. Армия заревела в громогласных приветствиях, будто услышала весть о капитуляции русского царя. Все-таки Ней вернулся! Но из почти шести тысяч человек, бывших с ним, он привел в Оршу только восемьсот… Однако и это было неслыханным!
Прибывшему истерзанному арьергарду даже не сразу нашлось место для ночлега. Но все с радостью пошли на стеснения, лишь бы устроить их под теплым кровом, а хирурги, не щадя сил, час за часом занимались лечением вновь прибывших раненых.
Валентина с майором и Александрой принялась искать среди этих дошедших восьмисот человек знакомое лицо. Они расспрашивали всех, не видели ли полковника де Шавеля. Но все отвечали: «Нет, не видел» или: «Не слышал о таком». Они добрались до помещения, где собрались все раненые, они всматривались в исхудалые лица, но среди них не было его лица… Нет, нет, не видели… Нет, не знаем… Валентина уже потеряла всякую надежду, когда вдруг один из раненных ветеранов стал припоминать… «Да, был такой де Шавель, я видел его у Красной, но, думаю, он пал при переходе до Орши… Попробуйте поискать его в палатках, где тяжелораненые».
И они отправились еще в одну утомительную ночную прогулку по ужасным палаткам, где безногие, безрукие, слепые лежали, издавая словно один общий невыносимый стон, где воняло незажившими ранами и гангреной… Александра испытывала желание прекратить эти хождения, но Валентина молча вела ее дальше и дальше… Де Шавеля не было среди раненых. У последней палатки, сооруженной буквально из шерстяных одеял, их встретил странный молодой человек, который выбрался оттуда на четвереньках и свирепо их обругал:
— Уходите прочь! Не мешайте полковнику! Он еле заснул! Я не позволю вам лезть к нам в палатку! Может быть, он спит впервые за последние четыре дня!
— Полковник? — спросил де Ламбаль. — А как его зовут? Может, полковник де Шавель?
Валентина застыла, с ужасом и надеждой ожидая ответа.
— Ответьте нам, пожалуйста, — еле слышно прошептала она. — Это полковник де Шавель?
Молодой человек, а это был Дюкло, поведя своими полубезумными глазами, протянул, как бы в рассуждении:
— Ну, в общем, да… Наверное. Я тут за ним слегка присматриваю… Я обещал довести его до Орши и довел. Да, я думаю, что я вполне справился с задачей, Ну что ж, пройдите внутрь и убедитесь сами!
Валентина вошла в палатку. Там была кромешная тьма, но факел в руке майора, зашедшего следом за ней, позволил разглядеть в углу свернувшееся калачиком тело. Человек лежал, завернувшись в шинель, и вдруг свет упал на его лицо…
Стоявшая снаружи Александра услышала безумный крик, затем в палатке наступила тишина.
— Если это окажется не он, я не вынесу, — пробормотала она, передернув плечами.
Де Ламбаль передал факел в руки Дюкло, который взял его без тени удивления. Дюкло, похоже, был настолько потрясен всем происшедшим с ним, что уже не способен был чему-либо удивляться. В следующую минуту майор вышел из палатки к Александре.
— Черт меня подери, если она не его нашла! — сказал он, и в его голосе были перемешаны противоречивые чувства.
— Я хорошо о нем позаботился! — неожиданно вмешался Дюкло. Он вышел из палатки, слегка пошатываясь. — Если бы не я, он умер бы на марше!
— Поверьте, я это вижу! — сказал де Ламбаль. — Вы его спасли от смерти, лейтенант, и ваш поступок выше всяких похвал. Но теперь, я думаю, о полковнике нечего беспокоиться. Им займется эта молодая дама… Я думаю, ему уже ничто не грозит. А вам бы имело смысл заняться вплотную собой! Вы ведь герой и тоже достойны внимания!
— Да-да, — сказал Дюкло. — Но мне надо проверить, не нуждается ли полковник в чем-либо… Я сейчас.
И он снова нырнул в палатку.
Александра прильнула к де Ламбалю.
— Поль! — прошептала она. — Я не могу себя заставить войти туда… Если это действительно он…
— Я его не знаю лично, — заметил де Ламбаль. — Но Валентина его узнала вполне!
Из палатки вышел Дюкло. Он с силой провел пятерней по своим волосам и по лицу, словно стирая слезы… У него был такой вид, будто он что-то безвозвратно потерял…
— Да… Мадам будет вполне достаточно полковнику… Что мне делать? Мне нечего делать. Во мне теперь нет особой нужды. Вы извините меня?
Он обошел палатку, пошатываясь. Он чувствовал себя абсолютно ненужным — как пустой мешок. Он поднял зажатый в руке пистолет и, прежде чем кто-нибудь успел бы ему помешать, вложил дуло в рот и нажал на курок.
