Мэри Спенсер - Обет любви
Марго, оцепенев, смотрела на него не мигая. Если бы не дрожащие губы, ее можно было бы принять за мертвую. Первые же его слова будто высосали из нее жизнь, и сейчас она могла только тупо гадать, не снится ли ей весь этот кошмар. Чего они хотят от нее, все эти люди? Может, им нужен выкуп? А если нет?..
– Вы только взгляните, как она держится, девчонка! Ни слова не вымолвила! – пробормотал Черный Донал и с ухмылкой обернулся к охотнику: – Неужто все женщины так разумны, а, Аллин?
Тот лишь усмехнулся, а остальные с готовностью захохотали. Черный Донал снова повернулся к Марго.
– Ну, эта по крайней мере знает, что не след противоречить мужчинам. Твоему новому хозяину, Марго ле Брюн, такая покорность придется весьма по вкусу. Впрочем, ты и сама это скоро узнаешь. Хорошенько узнаешь. – Он выпрямился во весь рост. – Джейсон, ты и Талбот будете стеречь нашу пленницу. Тронемся в путь на рассвете. Я уже расставил кругом своих людей, но позаботьтесь, чтобы никто из них не осмелился сунуть сюда нос, чтобы хоть одним глазком глянуть на мою добычу. Мне и так будет нелегко удержать всю эту свору на коротком поводке, пока мы не доберемся до Равинета. Аллин, старый приятель, – с этими словами он положил тяжелую руку на плечо охотнику, – сегодня мы хорошенько отметим это дело, пусть даже идиоты, которые не смогли удержать девчонку, будут рыскать в двух шагах. Так что, надеюсь, ты употребишь все свое умение, чтобы порадовать нас прекрасной дичью к пиру! Ах, парень, до чего же я люблю оленину! Особенно жирную, молодую да сладкую. – Он с ухмылкой погладил свой выпирающий живот, и Марго подумала, что у каждого в этом мире есть по крайней мере одна маленькая слабость.
Охотник ответил легким поклоном.
– Как скажете, милорд. Будет вам и оленина. Еще солнце не сядет, а я уж позабочусь, чтобы вашему повару прибавилось работы.
Они вышли вместе, Черный Донал и охотник, за ними последовал один из воинов.
Другой, оставшийся на страже – бледный молодой человек с копной прямых каштановых волос, – рухнул на стул, стоило ему только остаться одному. Марго вопросительно взглянула на него, изо всех сил дергая веревки, которыми были скручены ее руки. Босые ноги, тоже туго связанные, нестерпимо болели, да и все тело тоже. Во рту, завязанном тряпкой, пересохло, а язык, казалось, вот-вот растрескается, точно сухая глина на солнце.
Стражник опустил голову на руки, спрятав ее в ладонях, будто чем-то сильно расстроенный. Так он сидел довольно долго, лишь время от времени ероша длинные, спутанные пряди волос да изредка потирая глаза кулаком. Марго показалось, что он несколько раз тяжело вздохнул и пробормотал что-то про себя. Наконец он поднял голову и встретился взглядом с Марго.
Через мгновение он уже был на ногах.
– Прошу прощения, миледи! – воскликнул он, и щеки его побагровели от смущения. – Тут было так тихо… я совсем забыл, что не один. – Он быстро направился в угол палатки. – Хотите немного воды, леди Марго? Вы наверняка умираете от жажды! Вот, надеюсь, это принесет вам облегчение.
Юноша опустился перед Марго на колени и поднес к ее губам кубок с водой. Со странной нежностью он обхватил ее за шею, осторожно стянул грязную тряпку, закрывающую рот. У Марго вырвался сдавленный хрип, и она судорожно сглотнула, будто задыхаясь.
– Ничего, все хорошо, – ласково сказал он, заботливо похлопав Марго по спине, когда она хрипло раскашлялась; помогая ей сесть, он снова поднес кубок к ее губам. – Пейте, вам сразу станет лучше.
Марго с благодарностью сделала глоток. Вода была ледяная, Марго пила и пила и не могла оторваться, будто не видела воды по меньшей мере год.
– Помедленнее, миледи, не то поперхнетесь, – успокоил ее молодой человек. – Не спешите, никто ее у вас не отнимет. Ну вот, хорошо, а теперь… видите? – я налью вам еще. Подождите минутку.
Но понадобилось еще два кубка, чтобы утолить терзавшую Марго жажду.
Наконец она с благодарным возгласом упала на соломенный тюфяк, чувствуя себя словно заново родившейся. Жажда уже не мучила ее, и теперь, когда проклятая тряпка уже не закрывала ей рот, она могла дышать полной грудью.
Молодой человек приветливо улыбнулся.
– Меня зовут Джейсон, Джейсон Уэлшор. А вы, насколько мне известно, леди Марго ле Брюн Рид.
Марго ничего не ответила, просто поднесла туго стянутые руки ко рту и попыталась смахнуть с подбородка капли воды. Увы, это ей не удалось. Тяжело вздохнув, она подняла глаза к небу. Но прикосновение его пальцев тут же заставило ее подскочить на месте, и она мгновенно отпрянула к стене. Словно не замечая этого, он снова погладил ее по щеке, и Марго бросила на него вопросительный взгляд.
– А вы и в самом деле хорошенькая, – прошептал он, – а ваши глаза, леди… как они прекрасны!.. – По всему было видно, что в нем происходит какая-то борьба. Наконец юноша тяжело вздохнул, убрал руку и покачал головой: – Не стоит меня пугаться. У меня есть жена… хорошенькая, милая жена.
Он вдруг засопел, будто собираясь заплакать, и Марго с ужасом взглянула на него, но он только прикусил губу и затих. Так прошло какое-то время, и вдруг он снова заговорил:
– Она ждет меня в Уэлшоре. Моя сладкая, сладкая Дженни. Она ждет меня. И я вернусь к ней сразу же, как только получу деньги. Как только смогу. Тогда у нас будет все хорошо. – Он закивал, словно стараясь в чем-то ее убедить. – Да, у нас будет все замечательно! – Вдруг он смолк, и Марго устало прикрыла глаза.
Время тянулось мучительно долго. Наконец он снова заговорил.
– Я тут немало наслушался о вашем дьявольском языке, миледи. Может, скажете мне что-нибудь? Очень хочется послушать, как вы говорите!
Она даже не потрудилась открыть глаза. Просто покачала головой. Нет. Никогда!
Он выпрямился.
– Не бойтесь, я не собираюсь снова завязывать вам рот. Если вы обещаете не кричать, в этом не будет нужды.
Да, в этом не будет нужды, подумала Марго. Больше никто не услышит от нее ни слова. Никто никогда не будет мучиться, слушая, как ужасно она говорит. С того самого дня, когда она поняла, что звук ее речи может быть просто нестерпим, она привыкла жить с этой мыслью, постепенно приучив себя говорить как можно меньше, и только однажды, восьмилетней девочкой, она дала себе волю.
Несколько часов она жила так же, как все другие дети, и вдруг поняла, что заикание – всего лишь недостаток, с которым можно бороться. Нужно только упорство и настойчивость, вот и все. Немного настойчивости, и любой, кому случалось оказаться рядом с ней, будь то мужчина, женщина или ребенок, быстро преодолевал первую неловкость и вскоре чувствовал себя легко и свободно. Но сейчас в ней уже не осталось ни того ни другого. Да и какое имело значение, как будут себя чувствовать другие люди, случись ей заговорить? Эрика больше не было с ней рядом, а все остальные были ей безразличны.
