Виктория Александер - Визит сэра Николаса
— Какое великодушие с твоей стороны!
— Правда?
— Но я и не собираюсь исчезать из твоей жизни, потому что намерен стать твоим мужем.
Элизабет собрала всю свою волю и со стоном высвободилась из объятий Николаса.
— Ну почему ты так настаиваешь на этом?
— А почему ты даже не хочешь обдумать это?
— Потому что я предпочитаю…
— Да, да, ты дорожишь своей независимостью, возможностью самой устраивать свою жизнь, принимать решения и так далее и тому подобное. Все это я уже слышал, и хотя ты можешь думать иначе, я одобряю твои постулаты. Но я смею надеяться, что брак, именно наш с тобой брак, не потребует, чтобы ты меняла свой характер. Ведь я предлагаю, чтобы наш брак был своего рода партнерством, вспомни-ка! Я не собираюсь запирать тебя в башне и употреблять только для собственного удовольствия, хотя последнее было бы весьма забавно.
— Для одного из нас.
— Почему ты отказываешься понять? Твоя независимая натура, твоя уверенность в себе, твой интеллект — качества, которые я считаю неотразимыми. И не имею желания их подавлять.
— А зачем изменять соглашение, которое мы можем соблюдать сколько нам обоим будет угодно? Зачем портить его браком?
— А я хочу испортить его браком. Элизабет в изумлении часто-часто заморгала.
— Я вовсе не это имел в виду, и ты поняла меня. Я до сих пор никогда не предавался долгим размышлениям о браке, а теперь хочу его и всего, что брак сопровождает. Семья, дети и так далее. И я хочу этого именно с тобой и только с тобой. Хочу, чтобы ты была моей женой, моей возлюбленной и, помоги нам Господь, моим партнером. Теперь и тогда, когда мы состаримся и будем ковылять, поддерживая друг друга.
Элизабет молча смотрела на него, пока он говорил. Так легко было дать согласие на брак и на все, чего он хотел. Сейчас она верила, что жизнь и будущее с Николасом будут совершенными, никак не иначе. Но у нее уже был совершенный брак, и он оказался иллюзией.
Элизабет высвободилась из его объятий и отошла в сторону.
— Некоторые вещи утратили свое значение, Николас.
— А некоторые нет! — Он приблизился к ней. — Черт побери, Элизабет, я был глупцом десять лет назад, но неужели я должен расплачиваться за это всю оставшуюся жизнь?
— Что ты хочешь этим сказать?
— Не знаю! Я вообще не знаю, на каком свете нахожусь, когда ты рядом. Многие женщины были бы рады возможности выйти за меня замуж. Я богат, возведен в рыцарское достоинство и унаследую в будущем высокий титул. — Он развел руки в стороны широким беспомощным жестом. — Во имя всего святого, что ты во мне нашла плохого?
— Ничего. — Элизабет пожала плечами, и в голове у нее молнией промелькнула мысль, что в костюме пирата он особенно неотразим.
— Ну так обсудим же все разумно.
— Разве такое возможно? Это ведь не деловое предложение, речь идет о браке, здесь не избежать эмоций.
— И тем не менее вполне возможен разумный разговор на тему о браке.
— Все «за» и «против», не так ли?
— Именно так. — Заложив руки за спину, Николас прошелся весьма сложным маршрутом по заставленной вещами комнате. — Ты сказала, что не веришь мне и не веришь в сам институт брака. Я вполне могу принять первое утверждение. — Он остановился и с любопытством посмотрел на Элизабет. — Может, я уже вернул твое доверие?
—Нет.
Она произнесла это слово, понимая, что говорит неправду. Как можно не доверять человеку, готовому нарядиться пиратом, чтобы порадовать детей, и привязать подушку к нижнему столбику лестницы, чтобы эти дети не ушиблись, съезжая по перилам?
— Допустим, у тебя есть на это основания. Ну а почему ты не веришь в институт брака?
Элизабет задумалась. Разве она может сказать Николасу или вообще кому-то о несовершенстве своего брака? О том, что не сумела сделать Чарлза счастливым? Что между ними не было великой страсти, как называет это ее брат? Что ее муж, вероятно, нашел это в отношениях с другой женщиной?
И она ответила просто:
— У Чарлза была любовница.
На лице Николаса отразилось удивление.
— Мне трудно этому поверить.
— Как и мне. Мне такое и в голову не приходило.
— Но ты уверена?
— Безусловно.
— Ты сказала Чарлзу о твоих подозрениях?
Это не были подозрения, Николас. — Элизабет тяжело вздохнула. — Чарлз был сентиментален и хранил письма этой женщины. Глупо с его стороны, но я иногда думаю: уж не хотел ли он, чтобы я их нашла?
— И ты нашла?
— За несколько дней до его смерти.
— Что же сказал Чарлз?
— Ничего. Я не решалась… из трусости, как мне думается. Подобное открытие возбуждает множество эмоций и обостряет отношения, а я была в ярости.
— Вполне понятно.
— Его предательство причиняло мне невероятную боль, сопровождаемую чувством вины.
— Вины?
— Не его вины. Моей.
— Чепуха, — возразил он уверенно. — Тебе не в чем винить себя. Ты ничего плохого не сделала.
— Не уверена. Видишь ли, я никогда не задумывалась о благополучии нашей совместной жизни. Мне казалось, что все у нас в порядке. Но, как выяснилось, насчет Чарлза я в этом отношении заблуждалась. Читая письма его любовницы, я поняла, что между ними было то, чего не было между мною и Чарлзом. Джонатон называет это великой страстью.
— Ты знаешь, кто она?
— Она подписывала письма ласкательным прозвищем. Я не имею представления, кто она. Наверное, это всего лишь болезненное любопытство, но мне хочется узнать ее имя. Разумеется, теперь это уже не имеет значения, но я все думаю, что узнай я ее имя, я бы поставила точку на последней странице последней главы в книге о нашем с Чарлзом браке. Смешная мысль, я понимаю, но эта женщина занимала в жизни Чарлза значительное место.
Удивительно, как легко ей говорить с Николасом об этом. Так же легко, как когда-то говорила с ним о чем угодно. Она вздохнула и произнесла:
— Письма приходили, судя по датам, четыре года.
— Четыре года? — переспросил Николас, словно ушам своим не верил. — Но ведь это…
— Больше половины времени моей жизни в браке. И это, может быть, тяжелее всего.
— Но ты как будто спокойно относишься к этой истории.
— Прошло уже три года с тех пор, как я о ней узнала. Время смягчило удар, и теперь я думаю об измене Чарлза тем спокойнее, что, быть может, чувство моего мужа к неизвестной мне женщине и было той великой страстью, которой не могла дать ему я. Скорее я оставалась его дорогим другом, чем самой большой любовью в жизни. Жаль, что оба мы не сознавали, что той нетребовательной и уютной любви, какую мы питали друг к другу с детства, нам будет недостаточно.
— Вам обоим?
— Вероятно.
— Но ведь еще не поздно. Время для большой, для великой, как ты говоришь, любви не упущено.
