Александра фон Лоренц - Любовь крестоносца
— Отец! — поняла она.
— Гады! — истошно закричала мать, — А — а—а!
И вновь послышались глухие удары, стон, звуки падающих предметов.
Радмила вскочила и, как была в одной рубашечке, побежала к двери.
— Мама! Что с тобой? Почему ты так ужасно стонешь? Мне страшно! — кричала девочка.
— Тише, дитятко, тише, — в комнату вбежала хорошо знакомая ей знахарка, бабушка Баяна. Она обняла малышку, закрывая ее своим телом, зажала ее рот рукой и гладила по волосам.
— Тихо, милая, — шептала она. — А то придут убивцы ночные!
Она схватила маленькую ручку девочки и куда-то повела темными коридорами, Радмила послушно перебирала босыми ножками по холодному полу. Казалось, все вынули из ее хрупкого тельца эти страшные звуки, остались только холодная ручонка и непослушные ножки. Холод и слабость разливались по всему телу. Скрипнула дверь, и Баяна затолкала девочку в какой-то чулан. Там уже сидел ее старший брат, двенадцатилетний Добровит. В темноте она ощущала, как бьется в судорогах его худое тело, как слезы заливают невидимые ей глаза.
— Смотри за сестренкой, боярин, я потом за вами приду! — старуха осторожно прикрыла дверь.
— Добрушка! Что там случилось? — простонала Радмила
— Видел дворового боярина Твердилы, остальных не знаю, — сдавленным слезами голосом ответил братишка, — они батюшку с матушкой убили…
— Кто? По што?
— Не знаю. Но я их морды запомнил! — внезапно рыдания брата затихли. Он сжал озябшие ручки сестрички своими худенькими руками и зловеще прошептал:
— Я найду их… Когда вырасту…я их всех отыщу! Поубиваю всех! Ответят за что! — девочке показалось, что в темноте вспыхнули зловещим огнем его голубые глаза. Он обнял сестру покрепче и замолчал.
А дом продолжали пронзать непривычные звуки — глухие выкрики на непонятном языке, топот сильных мужских ног, хлопанье дверей, грохот попадавших кресел. Знахарка исчезла где-то в недрах старого дома.
Дети сидели тихо. Они всем своим существом стремились стать невидимыми, слиться с вещами, находившимися в чулане.
Послышались тяжелые шаги.
— Ты, главное, мальца мне сыщи, а то ведь выдаст, гаденыш! Он видел Ванькину морду! — грубый мужской голос раздавался совсем рядом. Дети тихонько зарылись в какую-то рухлядь. Добровит судорожно натянул на их лица старую шубу. Вдруг дверь приоткрылась. Колеблющийся свет факела озарил кладовку.
— Нет никого! — взорвал тишину резкий хриплый голос. И удар кованого сапога вновь затворил дубовую дверь. Ночные убийцы по-хозяйски обыскивали дом. Тела родителей Радмилы так и оставили на кровати в спальне, а сами с факелами стали разыскивать детей — свидетелей преступления. Почти вся челядь успела убежать.
— Ну и черт с ними! Морд ваших все равно никто из взрослых не видел! — сказал один. ― А кто детей слушать будет!
— Смотри, вот еще одна сука! — рявкнул рыжий бородач, потянувшись за коротким мечом. Под деревянной лестницей сидела на мешках бледная старуха в рваной одежде. Это была Баяна, натянувшая на себя какие-то обноски. Она раскачивалась из стороны в сторону всем телом, напевая какой-то, одной ей известный напев. В глазах и в голосе чувствовалась полная отрешенность.
Бородач размахнулся и ударил ее плетью через всю спину. Ни один мускул не дрогнул на лице старухи — она продолжала свой угрюмый напев. Мужчина взмахнул еще раз, но его руку задержал остроносый, с ястребиным лицом широкоплечий верзила.
— Довольно, Ванька, — миролюбиво промычал он, — она блаженная! Сам же видишь!
Семеро убийц двинулись дальше по многочисленным покоям боярского дома. Когда шаги стихли, Баяна бросилась к детям. Все трое вылезли через оконце во двор и залезли на сеновал. Там дети глубоко зарылись в душистое сено и тихо сидели, подчинившись приказу ведуньи. Сама она куда-то ушла. Во дворе при мерцающих всполохах факелов убийцы оживленно искали, чем бы поживиться. Вдруг дверь скрипнула, и, к ужасу детей, в сарай вошли двое мужчин. Добровит раздвинул солому, и к своему величайшему удивлению увидел в красном свете факела лицо своего родного дяди — Замяты Микуловича. Мальчик еле удержался от вскрика.
— А грабить дом я не позволю! Сделали дело — уматывайте! Понял, Рудольф?
— Мы думайт, ты не платил.
— Вот ваши деньги, как и обещал, а вещи — на место — Замята грубо сунул расшитый гаманец в окровавленные руки бандита.
От такого обращения Рудольф встрепенулся, и рука его сама легла на кинжал.
— Только свиснуть мне, — прошипел в ярости Замята, и тоже положил руку на короткий меч, поведя глазами в сторону дороги. — Висеть вам на дыбе!
Рудольф неохотно глянул в сторону ворот. Там, за излучиной дороги слышалось нетерпеливое фырканье коней. Видно, его дружина стояла наготове. Мужчины убрали руки с рукоятей оружия.
— В доме есть кто? — спросил дядя.
— Найн! Только старая сумасшедшая, — ее бы на костер!
— Юродивых мы не бьем — это грех, — процедил Замята сквозь зубы.
— А брата убивайтт — святтое дело! — рассмеялся Рудольф.
— Пшел вон, пес! — закричал Замята. Недобро блеснув глазами, Рудольф и остальные бандиты растворились в темноте.
Все стихло. Только поскрипывала на ветру тяжелая не прикрытая дверь, да трещал одинокий факел, воткнутый кем-то в крышу колодца.
Вдруг с другой стороны сеновала послышался скрип раздвигающихся жердей. Это была Баяна. Шепотом она позвала Радмилу и Добровита.
В темноте на опушке леса стояла небольшая повозка. Сивая кобыла нервно била хвостом по крутым бокам. Дети залезли внутрь повозки. Старуха накидала на них сверху соломы, бросила пару овчин, взобралась сама и дернула поводья. Колеса резко заскрипели в тишине ночи. Полная луна предательски осветила повозку, но в следующее мгновение ее уже покрыла тень от растущих на опушке сосен.
— Стой! — резкий окрик остановил повозку. Свет многочисленных факелов вырвал из темноты группу вооруженных всадников. В темноте зловеще поблескивала сталь кольчуг и шлемов. Неровное пламя факела осветило жесткое лицо Замяты.
— Это старая Баяна! — узнал он старуху. — Куда ты прешься ночью и зачем?
— Вызвала матушка боярыня. На сносях она. Время родить пришло, батюшка! — прошамкала старуха.
— Убийство! Убийство! Тати всех позабивали, и боярина с боярыней! — из леса выбежал верзила в одной длинной рубахе и, размахивая длинными ручищами как оглоблями, подбежал к дружине.
— Черт с ней, со старухой! Езжай назад, домой, старая ведьма. Не до тебя. — Замята выхватил меч, — за мной, робяты, поймаем убивцев!
Топот копыт и крики стихли за поворотом.
