Тина Габриэлл - Любовь леди Эвелин
— Что это?
— Свиная кровь из лавки мясника. Я провел эксперимент рано утром и сразу же написал тебе.
— Какой эксперимент?
— Смотри.
Джек снял сюртук, открыв обтянутые белой рубашкой широкие плечи. Эвелин не знала, что он собирается делать, но ее сердце забилось чаще.
После этого он снял с бутылки пробку и налил немного крови на губку. Эвелин поморщилась от металлического запаха.
— Отойди подальше, Эви. Я не хочу испортить тебе платье.
Она была удивлена, но повиновалась.
Джек поднял длинный нож и несколько раз с силой воткнул его в губку. Кровь разбрызгалась повсюду — по столу, водяному насосу, стенам, по его лицу и рукам, и белая ткань рубашки покрылась алыми пятнами.
Эвелин застыла на месте, побледнев от изумления.
Джек бросил нож и повернулся к ней, его глаза блестели.
— И что это доказывает?
Она тут же поняла.
— Окровавленная рубашка!
Он кивнул в угол кухни:
— Рубашка Рэндольфа на том столе. Не могла бы ты принести ее?
Эвелин бросилась в угол, схватила рубашку и развернула ее. Весь правый рукав был темно-красного цвета от крови Бесс Уитфилд. Брызг не было. Другой рукав и почти вся передняя часть остались белыми.
— Рэндольф говорил, что пришел в дом уже после того, как Бесс убили. Он держал ее в объятиях. Если бы он был настоящим убийцей, вся рубашка была бы покрыта брызгами, — сказала Эвелин.
Джек вытащил из кармана платок и вытер лицо и руки.
— Да, Эви. Эта рубашка — главное доказательство невиновности Рэндольфа. Присяжные любят спектакли в зале суда.
— Но поможет ли это? Ведь Рэндольф сбежал с места преступления, а позже скрывался.
— Мне не нужно доказывать, кто убил Бесс Уитфилд, мне нужно лишь доказать, что это сделал не Рэндольф. И это нам поможет. — Джек указал на рубашку.
Эвелин хотелось броситься ему на шею, благодарить за проницательность. Наверное, он догадался о ее чувствах и протянул руку.
— Мне бы ужасно хотелось обнять тебя, милая, но только не сейчас.
Она рассмеялась:
— Я так счастлива, что мне все равно.
— Мне надо помыться и переодеться. Подождешь меня?
— Да.
Она последует за ним на край света. Джек один сумел выработать превосходную линию защиты и, что самое важное, поверил ей. Она была права насчет невиновности Рэндольфа.
— Пожалуйста, подожди в библиотеке. Нам надо еще кое-что обсудить, и я бы предпочел сделать это наедине без твоей служанки.
Глава 36
Джек проводил Эвелин в библиотеку и пошел переодеться. Она прошлась по комнате, где было все необходимое, обратив внимание на богатые полки из красного дерева с томами юридической литературы, сборниками законов и бесценными старыми книгами. Перед большим эркерным окном стоял массивный стол со стопками бумаг, придавленными блестящими каменными прессами. Эвелин вдохнула знакомый запах кожаных томов и старых книг.
Это была рабочая комната, служившая Джеку домашним кабинетом, и она представила его, задумчиво склонившегося над столом.
Со вздохом Эвелин опустилась на кожаный стул перед камином.
Через пятнадцать минут в дверь постучали, и вошел Джек. Он помылся и переоделся в белую рубашку с кружевными манжетами. На нем теперь были черные ботфорты и замшевые брюки, обтягивающие мускулистые ноги. Он не стал надевать галстук и сюртук, и в вороте рубашки виднелась его загорелая шея.
Джек сел на стул напротив Эвелин и скрестил длинные ноги. Он выглядел серьезным, и она подумала, что, возможно, он пришел к какому-то выводу.
— Твой отец хочет, чтобы мы поженились, — произнес он будничным тоном.
— Что? — Эвелин вздрогнула. Она совершенно не ожидала услышать от Джека этих слов.
— После долгих раздумий я пришел к выводу, что это самый лучший выход.
— Правда?
— Да, хотя лорд Линдейл и не знает всего о наших отношениях, мое поведение, похоже, не вызывает у него подозрений. Я готов поступить благородно.
— Твое поведение?
— Да, к тому же твой отец застал нас, когда мы пытались тайком пробраться в дом после полуночи. Что мне остается делать в этой ситуации?
Эвелин выпрямилась.
— Я надеялась выйти замуж по любви, а не потому, что так решил мой отец.
— Мы уже не дети, чтобы верить в подобную чушь, — надменно произнес Джек.
Эвелин ощутила прилив недоверия и гнева.
— Вот как? Возможно, вам уже и за тридцать, сэр, но мне еще нет.
— Прошу прощения. Но я предлагаю самый целесообразный выход.
— Целесообразный? — Эвелин с трудом сдерживала гнев.
— Ты что, собираешься все за мной повторять?
— Да, поскольку все твои доводы не выдерживают критики.
— Эви, я не понимаю. Ты сама сказала, что не хочешь выходить за Рэндольфа. Знаю, девчонкой ты восхищалась мной, а теперь ты вольна выйти замуж за меня с благословения своего отца. Все складывается прекрасно!
Эвелин поднялась.
— Да ты наглец, Джек Хардинг!
Он тоже встал, нахмурившись.
— Что с тобой такое? Хочешь, чтобы я встал на одно колено?
— Я уже сказала, чего я хочу. Я хочу, чтобы мой будущий муж любил меня, — негодующе произнесла Эвелин. — А не шел со мной под венец только потому, что к этому вынуждают обстоятельства.
«Прошу, скажи, что любишь меня так же, как я всегда любила тебя». В голове промелькнула мысль, что будь она девчонкой, то прыгала бы от радости, если бы ей сделал предложение сам Джек Хардинг.
Но сейчас все было иначе. Джек делал ей предложение, потому что так посоветовал его наставник. Потому что он верил, что поступает «благородно».
Джек подошел ближе и провел пальцем по щеке Эвелин. Несмотря на свой гнев, она задрожала от его прикосновения.
Его глаза горели.
— Мы желаем друг друга. Кто-то может лишь мечтать о таком.
Сердце Эвелин сжалось от боли, и она отступила назад.
— Одних обязательств и желания для меня недостаточно. Мой ответ нет, Джек.
В понедельник утром Джек уселся в экипаж и поехал к зданию полицейского суда на Боу-стрит. Он был в отвратительном расположении духа и не хотел встречаться на работе со своими клиентами.
Его рассердил отказ Эвелин выйти за него замуж.
Она стояла перед ним, ее голубые глаза блестели, прекрасная грудь вздымалась от негодования, голос был твердым и непреклонным. Он с трудом сдержался, чтобы не заключить ее в объятия и не покрыть поцелуями. Ему хотелось швырнуть ее на стол, распустить золотистые волосы, задрать платье и овладеть ею. Он бы так и сделал, если бы в соседней комнате не пила чай ее обеспокоенная служанка.
