Анна Голон - Анжелика Маркиза Ангелов
— Благодарю вас за дельные советы, отец мой.
Конде продолжал рассматривать светло-зеленую жидкость, и его глаза при этом горели огнем ненависти. Анжелика испытала глубокое разочарование: бог любви, спустившийся на землю, оказался некрасивым и внушал ей страх.
— С этим надо обращаться очень и очень осторожно. Когда я делаю смесь более концентрированную, мне даже приходится надевать стеклянную маску. Одной капли, попавшей на вашу кожу, достаточно, чтобы разъедающая боль добралась до какого-нибудь органа и уничтожила его. Если вы сами не в состоянии подлить вещество в кушанья этого человека, лучше попросите сделать это ловкого умелого слугу.
— Слуга, который привел вас, — мое доверенное лицо. К тому же человек, о котором мы говорим, его совершенно не знает, с чем я себя и поздравляю. Думаю, будет достаточно легко приставить к нему моего лакея.
Принц бросил на монаха, которого превосходил в росте, насмешливый взгляд.
— Я полагаю, синьор Экзили, что, занимаясь искусством, подобным вашему, вы не очень щепетильны. Однако что вы скажете, если я признаюсь вам, что жертвой яда станет один из ваших соотечественников, итальянец из Абруцци?
Лукавая улыбка мелькнула на мягких губах Экзили. Он снова поклонился.
— Моими соотечественниками являются только люди, которые способны по достоинству оценить мои услуги, монсеньор. И в данный момент господин Фуке из парижского парламента проявляет большую щедрость ко мне, нежели какой-то итальянец из Абруцци, которого я тоже знаю.
Конде расхохотался.
— Браво, брависсимо, синьор! Мне нравится иметь в своем окружении людей, подобных вам.
Он аккуратно положил флакончик на атласную подушку. Повисло молчание. Синьор Экзили созерцал свое творение взором, выражавшим глубокое удовлетворение и отчасти гордость.
— Я должен прибавить, монсеньор, что это вещество не имеет запаха и почти безвкусно. Оно не изменяет вкус пищи, с которой смешивается, так что ваш подозрительный господин, даже если он внимательно следит за тем, что ему подают, сможет упрекнуть своего повара только в переизбытке приправ.
— Вы ценный человек, — повторил принц, казалось, все еще пребывающий в задумчивости.
Несколько нервно он собрал запечатанные конверты, разбросанные на задрапированном столике.
— В свою очередь, вот это я должен через вас передать для господина Фуке. В этом конверте декларация маркиза Д'Окинкура. А здесь — господина Шаро[64], господина дю Плесси, мадам дю Плесси, мадам де Ришвиль, герцогини де Бофор, мадам де Лонгвиль. Как видите, дамы оказались менее ленивыми… или менее щепетильными, чем мужчины. У меня еще нет писем господина Money, маркиза де Креки и некоторых других…
— А ваше письмо, монсеньор?
— Да, правильно. Вот оно. Я его как раз дописывал и еще не успел поставить подпись.
— Могу я попросить Ваше Высочество прочитать мне текст, чтобы я мог проверить каждое слово документа? Господин Фуке очень беспокоится, чтобы ни один пункт не был забыт.
— Как пожелаете, — сказал принц, почти незаметно пожав плечами.
Затем он взял листок и стал читать вслух:
«…Я, Людовик Второй, принц Конде, заверяю господина Фуке в том, что буду служить ему и только ему, подчиняться ему и только ему, а также в том, что передам ему все свои земли, укрепления и прочее, как только он прикажет. В подтверждение своих слов я предоставляю ему это письмо, написанное и подписанное моей рукой по доброй воле и даже без изъявления какого-либо пожелания с его стороны. Да примет он на веру мое честное слово. Подписано в…» Дата может быть неточной, дабы сбить с толку ищеек… Это оговорено.
— Подписывайте, монсеньор, — произнес отец Экзили, чьи глаза светились даже в тени капюшона.
Быстро, словно спеша скорее со всем покончить, Конде взял с секретера гусиное перо, которое только что заточил. Пока он подписывал бумагу, монах разжег небольшой позолоченный серебряный светильник. Конде расплавил на огне сургуч и поставил на письмо большую круглую печать.
— Все остальные декларации составлены по примеру этой и подписаны, — сообщил он. — Надеюсь, ваш хозяин будет доволен и продемонстрирует нам это.
— Будьте уверены, монсеньор. Однако я не могу покинуть замок прежде, чем вы отдадите мне остальные письма, о которых только что говорили.
— Ручаюсь, что вы получите их завтра до полудня.
— Тогда до того момента я останусь в замке.
— Наша дорогая подруга, маркиза дю Плесси, позаботится о том, чтобы вы удобно устроились, сеньор. Я предупредил ее о вашем прибытии.
— Пока я буду ждать, полагаю, что благоразумнее будет запереть эти письма в секретном ларце, который я вам только что передал. Замок скрыт, так что они будут в безопасности от любопытных глаз.
— Вы правы, сеньор Экзили. Слушая вас, я начинаю думать, что интриги — это тоже искусство, требующее практики и опыта. А я простой воин, и не скрываю этого.
— Прославленный воин! — воскликнул итальянец, кланяясь.
— Вы мне льстите, отец мой. Впрочем, признаюсь вам, мне бы хотелось, чтобы господин Мазарини и ее величество королева разделяли ваше мнение. Как бы то ни было, я считаю, что военная тактика, хотя она более грубая и всеохватывающая, однако в чем-то сродни вашим ловким махинациям. Надо всегда предвидеть намерения врага.
— Монсеньор, вы рассуждаете так, словно сам Макиавелли был вашим учителем.
— Вы мне льстите, — повторил принц.
Однако лицо его просияло.
Экзили посоветовал принцу приподнять атласную подушку и спрятать компрометирующие конверты под ней. Затем ларец был помещен в секретер.
Едва итальянец исчез за дверью, как Конде, словно ребенок, опять достал ларец и открыл его.
— Покажи, — прошептала женщина, протягивая руку.
Пока длилась беседа, она не вмешивалась и развлекалась тем, что снимала и снова надевала на пальцы кольца. Но, очевидно, она не упустила ни единого слова из разговора.
Конде подошел к кровати, и они вместе склонились над флаконом с изумрудной жидкостью.
— Ты думаешь, это и впрямь такая опасная вещь, как он утверждает? — прошептала герцогиня де Бофор.
— Фуке заверил меня, что на свете нет более умелого аптекаря, чем этот флорентийский монах. А мы в любом случае вынуждены действовать через Фуке. Это ведь ему в прошлом апреле пришла в голову мысль о сотрудничестве Парижского парламента с Испанией. Это вмешательство никому не нравилось, но зато позволило ему наладить контакт с испанским королем. Без него я могу потерять свою армию.
Дама вновь откинулась на подушки.