Розалинда Лейкер - Платье от Фортуни
Жюльетт всматривалась в старинные здания, расположенные на площади, следуя за Марко в маленький дворик, и думала, есть ли в Венеции хоть одно строение, на котором не лежала бы печать художественного гения мастеров прошлых столетий.
– Вот и твой новый дом, Жюльетт, – Марко указал на высокое здание, выросшее перед ними из темноты. И прежде, чем она успела что-то ответить, широко раскрылась дверь, обдав их волной тепла и света, и на пороге появилась экономка Лена Реато, с минуты на минуту ожидавшая их прихода.
– Buona sera, Signor y Signora Romanelli![18] – Лена, невысокая, полногрудая пятидесятилетняя толстушка с седеющими волосами и ловкими руками женщины из народа, радушно улыбаясь, пригласила войти. – Ах! Ребеночек! Позвольте мне взять его, синьора!
Как только она взяла малыша, Мишель открыл глаза и заморгал, чем привел ее в совершенный восторг.
– О, какое чудесное дитя! Как он похож на всех Романелли, вылитый отец!
Жюльетт бросила взгляд на Марко, не зная, как сильно задевают его эти добродушные замечания. Но он, казалось, не обратил на них никакого внимания. Возможно, уже сумел вычеркнуть Николая из памяти, словно тот никогда не существовал. Жюльетт поняла: для Марко это единственный способ без страха смотреть в будущее.
Жюльетт с облегчением узнала о двух приготовленных спальнях – очевидно, Лена предположила, что Марко не захочет слышать по ночам детский плач.
– Я поставила кроватку малыша рядом с вашей постелью, – она проводила Жюльетт в спальню. – Это очень удобно, не придется бежать далеко, когда мальчик начнет плакать. Вы, наверное, хотите выбрать няньку на свой вкус, но я могу порекомендовать свою племянницу, очень надежную и добросовестную девушку.
– Мы поговорим об этом завтра, – Жюльетт огляделась по сторонам, снимая пальто и шляпу. Марко предупредил, что дом почти не обставлен. Действительно, на окнах только наружные ставни, а мозаичные полы не покрыты коврами, но ей понравилось то немногое из обстановки, что увидела вокруг. Величественная кровать с легкомысленными цветами на бледно-зеленом фоне и поблекшей позолотой, окаймляющей изголовье, несомненно, восходит к восемнадцатому веку. Рядом с кроватью стоял удивительно точно соответствующий ей по форме и стилю старинный комод и изящное кресло у витого туалетного столика с вращающимся зеркалом на позолоченной подставке. Само здание с резными дверями, потемневшими от времени, конечно же, было значительно старше этого антиквариата, столь подходившего ему, старинных безделушек, которые сразу бросались в глаза, когда поднимаешься по лестнице. Лена заметила, что дом понравился новой хозяйке.
– Синьор Романелли унаследовал эту мебель от своей бабушки. Все находилось на складе, когда он приехал в Венецию и сообщил, что вскоре здесь поселятся его жена и сын.
– Вы знали его бабушку? – спросила Жюльетт, расстегивая блузку. Наступило время кормления, послышались всхлипывания проголодавшегося Мишеля.
– Я много лет проработала у нее. После ее смерти мне пришлось наняться на не слишком приятное место, и я почувствовала себя по-настоящему счастливой, когда синьор Романелли предложил стать экономкой в его новом доме. Я, конечно, давно знала: он постоянно разъезжает по делам, но такая приятная неожиданность узнать, что он привозит в Венецию жену и новорожденного сына!
– Да, это и в самом деле неожиданность, – задумчиво произнесла Жюльетт, усаживаясь и принимая из рук экономки Мишеля. – Это как-нибудь повлияет на ваше положение здесь?
– Ни в коей мере, синьора. Я рада, что у Марко появилась семья и буду изо всех сил стараться, чтобы вам понравилась моя работа.
– Ну, конечно же… Я уже слышала, что вы замечательная кухарка, с вами трудно соперничать в этом искусстве.
Лене очень польстили слова новой госпожи.
– Превосходный ужин уже приготовлен, спускайтесь вниз, как только покормите маленького Мишеля, а я тем временем распакую ваши вещи.
Она вышла из комнаты, тихонько притворив за собой дверь. Жюльетт посмотрела на сосущего младенца и кончиками пальцев нежно погладила его по темным волосикам. До самого момента его появления на свет она не понимала, что найдет в нем новый источник любви, заполнивший пустоту, возникшую с уходом Николая.
Когда Мишель уже удовлетворенно посапывал в кроватке, она спустилась в большой зал, где ее ожидал Марко, расположившийся на широком диване с высокой спинкой в венецианском стиле. Кроме дивана в комнате стоял только резной буфет и несколько столиков у стены.
– Я не могла предположить, что здесь такая восхитительная мебель, – с восторгом сказала Жюльетт. – Ты говорил о пустом доме. Но ведь эти вещи требуют пространства, чтобы видеть их прелесть. Это достояние твоей семьи, по завещанию перешедшее к тебе от бабушки?
– Да. Думаю, комнаты казались мне полупустыми из-за тех коробок с часами, картинами и другими вещами, которые стоят нераспакованные на верхнем этаже, – он налил в бокалы белый аперитив.
– Ты разрешишь мне самой распаковать их? – попросила Жюльетт, с нетерпением желая увидеть все старинные вещи, которые до сих пор скрыты в ящиках и сундуках.
– Да, конечно. Я только на это и рассчитывал, – Марко протянул ей бокал. – Посмотрим, как тебе понравится эта «тень». Неплохое сухое вино.
Брови Жюльетт удивленно поднялись.
– Почему ты называешь вино «тенью»?
– Его так всегда называли в Венеции. В старину, когда торговцы продавали вино на площади Святого Марка, покупатели уходили пробовать его с палящей летней жары на середине площади в тень зданий, – взгляд Марко задержался на жене, он поднял бокал. – Я хочу выпить за то, чтобы в этом доме между нами не пролегли никакие тени.
Жюльетт сделала глоток, повторив про себя его тост. Все тени – в прошлом. Ради Марко и ради нее самой они должны остаться там навсегда.
Ужинали, сидя в одном конце длинного стола на двух изысканных стульях с высокими спинками, остальные десять стульев были придвинуты к стене. Жюльетт подумала, что сидеть на таком стуле нужно в одеянии из бархата и с прической, убранной драгоценными камнями, как у венецианок эпохи Тициана. Когда она сказала об этом Марко, тот рассмеялся и ответил, что в Венеции поражает не древность, а современность, которая встречается крайне редко. Эта шутка развеселила Жюльетт и немного уменьшила чувство неприятного напряжения от пребывания в чужой обстановке. Как обычно, он поцеловал ее на прощание у дверей спальни. Интересно, сколько времени он будет довольствоваться поцелуем у двери?
* * *Утром Жюльетт выглянула из окна спальни и впервые увидела Венецию при дневном свете. Зимнее солнце ярко светило, небо было ясным, из окна открывался непритязательный вид на дворик внизу, замкнутый стенами расположенных вокруг зданий, единственным выходом из него оказалась дорожка, по которой они пришли с площади. Жюльетт взглянула на маленький садик, деревья которого распростерли ветви над патио. Среди деревьев были расставлены статуи. Она вспомнила рассказ Марко, что в Венеции множество роскошных садов, спрятанных от взглядов прохожих за высокими стенами, перед ней был один из таких укромных уголков. Жюльетт чувствовала, как тенист и прохладен бывает этот сад летом, когда горячее итальянское солнце буквально выжигает город.
