Жанна Бурен - Дамская комната
— Вам нехорошо, мадам? — спросил ремесленник, возле лавочки которого завершилась эта сцена.
Услышав громкий раздраженный голос, он выбежал на улицу, еще держа в руках железный стержень, который перед тем начал обрабатывать молотом.
— Благодарю вас за вашу любезность. Пустяки. Я пойду.
Матильда чувствовала одновременно и ярость, и огорчение. Очень уязвимая к возможности попасть в смешное положение, она была не меньше расстроена чувством своей ответственности, хотя и не была ни в чем виновата, за состояние, помрачавшее рассудок своего поклонника. Сознание того, что не в ее силах изгнать из него демонов сумасбродства, ее удручало.
До улицы Кэнкампуа она добралась в состоянии глубокого волнения. Но у нее не оказалось достаточно времени задуматься над тем, в чем тут дело. На этот раз в мастерской оказался Бертран, навещавший ее теперь все реже и реже.
— Большая новость, мама! Возвратившаяся в Париж королева прислала к нам своего камергера заказать цепочку из чеканного золота для маленькой принцессы Маргариты, своей младшей дочери. Она хочет, чтобы цепочка была безукоризненного качества, и желает получить ее как можно скорее.
— Вы послали с камергером образцы моделей, которыми мы располагаем?
— Я предложил ему все наши эскизы. Ее величество сама выберет то, что ей понравится.
— Как скоро мы получим ее ответ? И когда должна быть готова цепочка?
Погрузившись снова в работу, она забыла о тяжелом дне, который начался так необычно и так неприятно продолжился, и, отбросив все, занялась только королевским заказом, который должен был прибавить блеска к репутации их дела.
Уже при Бертране, заразившем ее своим возбуждением, а потом и одна, когда он ушел, она работала до колоколов СенМаглуар, возвестивших окончание рабочего дня.
К вечеру серое небо стало еще более мрачным от словно набухших снегом туч. Снова посыпались крупные хлопья, под пеленой которых Матильда спешила домой. Она подбирала складки плаща и старалась не поскользнуться на своих защищавших обувь деревянных подметках.
Встретивший ее дома запах горевших в камине поленьев почти успокоил Матильду.
— Ну вот, дорогая моя! — воскликнул Этьен, увидев ее в дверях. — Вы можете гордиться тем, что довели человека до сумасшествия!
— Что вы хотите этим сказать?
— То, что сказал, дорогая: из-за вас наш зять Жирар впал в безумство.
— Окончательно?
— Да я вижу, вы были в курсе его состояния, раз вас интересует лишь степень его сумасшествия!
— Увы, друг мой, как я могла этого не знать? Не дальше чем сегодня, после обеда, он остановил меня на улице со своими абсурдными речами, которые не остались незамеченными даже для прохожих!
— Примерно так я и думал.
— Вы видели его?
— Да, видел, с ножом в руках!
— Что вы говорите?
— Истинную правду. Разъяренный вашим отказом, ваш поклонник решил отделаться от препятствия, стоящего между ним и вами.
— Господи!
— Да, да! Спрятавшись под навесом нашего дома, он ждал, по колено в снегу, когда я буду возвращаться домой, чтобы принести меня в жертву своей безумной страсти.
— Этьен, вы шутите!
— Ни в малой степени, мамочка! Дядя правда только что пытался заколоть папу!
— Это просто немыслимо!
Не сняв даже плаща, Матильда в замешательстве упала на кофр, стоявший у двери. Пока она вынашивала в себе жалобные мотивы на явно фантастическую тему собственной смерти, ее муж из-за нее подвергся настоящей опасности, которой угрожал ему Жирар!
— Боже мой, Боже мой, если бы я только могла подумать…
— И что бы вы сделали, дорогая, если бы знали, что супруг Шарлотты намерен пожертвовать мною ради ваших чар?
Он улыбался. Взяв в руки голову жены, он поцеловал ее лоб, в уголок губ и в щеку.
— Ладно, успокойтесь, милая, видно, мой час еще не пришел. Вы не должны сожалеть о своем благоразумии.
Матильда спросила:
— Что же все-таки произошло?
— Жирар не заметил моего слугу, который бросился на него, прежде чем тот успел нанести удар. Уж не знаю, чем бы все кончилось, если бы ему не помешали. Рука его да и все тело дрожали, и он кричал, что еще разделается со мной.
— Увы! Шарлотта знает?
— Конечно, ей надо было об этом сказать.
— Когда Жирара обезвредили и задержали в доме, не спуская с него глаз, я послал сына в Центральную больницу за сестрой, как бы она ни была занята. Он как можно осторожнее рассказал ей о том, что произошло. Впрочем, она, по-видимому, не выказала большого удивления.
— Я сто раз хотела с нею об этом поговорить… но мне это было так трудно…
— Знаете, дорогая, надо было быть слепым, чтобы в последние месяцы не замечать этого во время наших семейных встреч.
— Вы догадывались, Этьен?..
— Разумеется. Однако я прекрасно понимал ваше молчание и нежелание говорить мне об этих его отклонениях, последствий который я не мог себе представить, как и вы. Моя бедная сестра, очевидно, думала так же.
— Какая грустная история… И что же вы с Шарлоттой решили делать?
— Прострация, в которую впал Жирар после приступа сумасшествия, облегчила нашу задачу. Она дала ему успокоительного, кажется какого-то лекарства на маковом соке, потом его уложили на носилки и доставили в ее сопровождении в Центральную больницу, где она будет присматривать за ним и следить за лечением.
— Она не очень страдает?
— Вы же знаете ее: она не из тех, кто позволяет себе распускаться. Она решила бороться. Кажется, кое-кто из потерявших рассудок вылечивается. Она хочет посоветоваться с господином Вивом, глубоко изучавшим подобные случаи. Вы знаете, как он нам помог в лечении Кларанс после всего того, что с нею случилось.
— Господин Вив… — заметила Матильда. — Решительно все свидетели нашего прошлого, один за другим, выстраиваются перед нами как на параде…
Назавтра Матильда получила с оказией письмо от Флори. Та написала ей обо всем совершенно откровенно. Об отъезде Гийома, которого она добилась в тяжелой борьбе, водворении Филиппа поблизости к Туру, об их встрече в соборе, о его вмешательстве в день святой Епифании, о его молчании с того дня. Разрывавшаяся между надеждой и страхом перед каким-нибудь новым проявлением мужа, этого ставшего для пес чужим человека, Флори тщетно ждала почти целый месяц случайной встречи где-нибудь на дороге. С обнаженными нервами она взывала о помощи, просила мать приехать несмотря ни на погоду, ни на какие препятствия, ни на какие трудности, которые она себе очень хорошо представляла.
«Я жду вас. Не оставляйте меня в беде, умоляю вас, — писала она, заканчивая свое послание. — Вы нужны мне и ваше присутствие. Не оставляйте меня одну перед всеми этими опасностями, размеры которых я не в силах себе представить. Мне нужна помощь. Слишком много пережив за последние месяцы, я совершенно обессилела. Одна вы можете меня защитить, вернуть мне силы. Ваша любовь — мое единственное прибежище».
