Линда Ли - Во власти любви
Мэтью крепко прижал дочку к себе:
– Боже мой, Мэри, я всем сердцем люблю тебя! Помни об этом. И никогда не брошу. Клянусь.
* * *Ранним утром следующего дня Мэтью сидел в комнате с видом на парк. Мэри еще спала. Слуги только что приступили к своим повседневным обязанностям. Финни так и не вернулась. Впрочем, она всегда хотела уйти.
Комната пропахла скипидаром и льняным маслом. Перед Мэтью лежали кисти из прекрасного конского волоса и мягкие графитовые карандаши. На палитре были смешаны краски. Однако сосредоточиться Мэтью не мог.
Он то и дело нажимал пальцем на шрам, и с каждым разом все сильнее и сильнее. От боли мутилось в глазах.
Что-то осталось в ране.
Мистер Готорн презрительно усмехнулся.
Он снова надавил, и снова вспыхнула боль. Неужели Финни права?
В дверь осторожно постучали.
– Войдите, – сказал Мэтью.
Куинси внес в комнату серебряный поднос и поставил на стол.
– Ваш кофе, сэр.
Старик уже повернулся, чтобы уйти, когда Мэтью обратился к нему:
– У меня к тебе просьба, Куинси.
– Я знаю, где она! – выпалил дворецкий.
– Я тоже знаю, но не о том речь.
На лице дворецкого отразилось разочарование.
– Ты должен кое-что сделать для меня, – пояснил Мэтью.
Несколько часов спустя, когда солнце садилось за горизонт, черное лакированное ландо Готорна остановилось в Саут-Энде у деревянного здания.
Когда Мэтью вошел в приемную, там находился всего один пациент.
– Доктор Сандерлинг, я Мэтью Готорн. Полагаю, моя супруга рассказала вам обо мне.
Мэри всматривалась в окутавший комнату мрак. Пламя свечи отбрасывало блики на ковер. Мэри пробралась в отцовскую спальню, Мэтью спал крепким сном.
Куинси рассказал ей, что доктор вылечил отца, но девочка не поверила. Вид у него был ужасный. Вернувшись накануне домой, он крепко заснул. На душе у девочки было тревожно.
Родные один за другим бросают ее. Сначала мама, потом на какое-то время отец, а теперь Финни. Мэри боялась, как бы отец вновь не покинул ее.
В отношении Финни у нее созрел план. Она знала, что Финни не отправилась на небеса, как ее мать, а живет всего в нескольких кварталах от их дома. Мэри не раз подкрадывалась к окнам того особняка и видела ее. Но она не станет ничего предпринимать, прежде чем не проснется отец.
Сидя на краю кровати, девочка пристально разглядывала порезы у него на лице, которых раньше не было.
Малышка попробовала разбудить его и узнать, что случилось. Но он даже не пошевелился, и ее беспокойство возросло. Вдруг она заметила на столике какую-то склянку. Настойка опия. Мама постоянно ее принимала. «Для успокоения нервов», – обычно говорила она.
Немного подумав, Мэри вылила содержимое пузырька в раковину и поспешила на кухню, вспоминая по пути, из чего Финни готовила мазь для ран.
Мэтью очнулся. Он чувствовал страшную слабость, но голова почти не болела. Поднес руку к щеке, но тут же отдернул, когда его пальцы коснулись чего-то теплого и липкого.
– Что за дьявольщина?! – удивился Мэтью.
– Осторожно, папочка.
Мэтью приподнялся, повернул голову и увидел Мэри. Девочка сидела рядом с кроватью в кресле, должно быть, притащила его с противоположного конца спальни.
Поднявшись, она снова уложила его на подушку.
– Тебе нельзя делать резких движений, а то швы разойдутся. Лежи смирно. По-моему, врач прекрасно справился со своей работой.
Мэтью прищурился.
– Мистер Куинси мне все рассказал, и я приготовила мази для свежих шрамов, чтобы не загноились. – Она горделиво улыбнулась, совсем как взрослая. – Доктор Сандерлинг был удивлен, когда пришел проведать тебя. Хорошо, что ты очнулся. Тебе уже пора вставать и понемногу ходить.
– Ты прямо как Финни, – вырвалось у него, но он тут же пожалел о сказанном.
Мэри нисколько не обиделась.
– Пожалуй, ты прав, – сказала она, и глаза ее озорно блеснули. – Думаю, надо сделать все, чтобы она вернулась.
Мэтью оцепенел, и у него стало тяжело на душе.
– Мы вернем ее, папочка. Я уверена.
Мэтью медленно повернулся и взглянул на дочь, залюбовавшись ее белокурыми локонами, большими синими глазами, крохотным ротиком. Волна нежности захлестнула его. Как же он любил свою дочурку! И она снова полюбила его. Благодаря Финни. Этого он никогда не забудет.
Он раскрыл объятия, и Мэри бросилась ему на шею.
– Ты думаешь, нам удастся вернуть Финни? – спросил он, целуя малышку в лоб.
– Ну разумеется.
– Не знаю только, как проскользнуть незаметно мимо дворецкого, а главное – ее бабушки, – пробормотал он.
– Пустяки, папочка. Мы отнесем пирог!
– Думаешь, пирог откроет нам двери? – усомнился Мэтью.
– Подарков не отвергают. Это неприлично!
Знай Мэри, что представляет собой Ханна Грейбл, не говорила бы так. Впрочем, попробовать можно.
– Ладно, пирог так пирог. Откроем пекарню.
– О нет, папочка! Сами испечем. Ты и я. Тогда он Финни больше понравится.
Мэтью не был в этом уверен, но не стал возражать и поклялся себе, что пирог, который испечет Мэри, Финни получит, чего бы ему это ни стоило.
На следующий день Мэри привела Мэтью на кухню. Он не помнил, когда в последний раз спускался сюда и спускался ли вообще. И уж тем более не умел печь пирог. Кухня была внушительных размеров. Сверкающие медные кастрюли и сковородки свешивались с похожей на канделябр конструкции, прикрепленной к потолку. Посередине стоял огромный стол, дочиста выскобленный и вымытый. Здесь было тепло и приятно, а Мэри, похоже, знала, что надо делать.
Она достала чашки, указала отцу на сковородки, висящие на крючках, чтобы он снял их. Отыскала ложки, склянки с делениями и еще кучу всяких предметов, о которых Мэтью не имел ни малейшего представления.
Из кладовой выбежала повариха.
– Боже милосердный! – воскликнула она.
– Послушай, Вайолет, мы собираемся испечь пирог и преподнести его Финни, чтобы она вернулась к нам.
Вайолет радостно улыбнулась и перевела взгляд на Мэтью.
– Вместе с пирогом отнесите букет цветов. Дамы обожают цветы, а особенно мисс Финни.
Как только кухарка ушла, Мэри сказала:
– Приступим?
Работа закипела. То и дело на кухню заглядывали Вайолет и Куинси и давали советы.
Мешая тесто, Мэри заметила:
– По-моему, Финни любит поесть. И ей безразлично, что о ней подумают.
– Теперь, возможно, так оно и есть, – возразил Мэтью, – но когда я впервые встретил ее на званом обеде в Бостоне, в доме твоей бабушки, она очень нервничала, поскольку не знала, как пользоваться столовыми приборами, хотя одета была в роскошное платье, как настоящая дама из общества, и на ней сверкали драгоценности.
