Виктория Холт - Тайна поместья
Хейгэр пересказала ему все, что услышала от меня. Ее рассказ его явно поразил, но все, что он сказал, было:
— Я думаю, нам с вами надо немедленно ехать в Уорстуисл.
— Я пошлю кого-нибудь к вам домой сказать, что вы остаетесь у меня обедать, — сказала Хейгэр, и я обрадовалась, что она подумала об этом, потому что иначе мое отсутствие вызвало бы тревогу или подозрения.
Спустя четверть часа мы с Саймоном уже ехали в его двуколке по дороге, ведущей в Уорстуисл. Мы почти не разговаривали, и я была ему благодарна за то, что он уловил мое настроение и не стремился занять меня беседой. Все мои мысли были о разговоре, который предстоял мне в лечебнице и который так много для меня значил. Снова и снова вспоминая ежемесячные отлучки моего отца и ту мрачную меланхолию, в которой он всегда пребывал по возвращении, я не могла не ощущать правдоподобия того, что я услышала от доктора.
Было уже за полдень, когда мы подъехали к воротам Уорстуисла. Я увидела серое каменное здание, которое показалось мне похожим на тюрьму. Но ведь это и была своего рода тюрьма, за стенами которой влачили свою лишенную смысла жизнь несчастные страдальцы. Неужели правда, что среди этих людей была и моя мать и что кто-то замыслил засадить сюда и меня?
Я готова была сделать что угодно, чтобы этого не допустить.
Здание окружала высокая каменная стена, и когда наша двуколка остановилась у литых чугунных ворот, из сторожки появился привратник, который пожелал знать, по какому делу мы приехали. Тоном человека, привыкшего распоряжаться, Саймон сказал ему, что нам необходимо встретиться с главным смотрителем лечебницы.
— Вам назначена встреча, сэр?
— Нам крайне необходимо с ним встретиться, — ответил Саймон, бросая ему монету.
Я не знаю, что именно подействовало на привратника, деньги или тон Саймона, но так или иначе ворота перед нами распахнулись, и наша двуколка покатилась по посыпанной гравием дорожке, ведущей к основному зданию. В тот момент, когда Саймон, спешившись, помогал мне сойти с подножки, из парадного вышел слуга в ливрее.
— Кто-нибудь примет мою лошадь? — обратился к нему Саймон.
Швейцар что-то крикнул, и в ответ на его крик появился мальчик, который взял лошадь под уздцы, в то время как мы с Саймоном в сопровождении швейцара пошли к парадному.
— Доложите главному смотрителю, что нам необходимо его срочно видеть по важному делу, — сказал Саймон швейцару.
Мне снова пришлось оценить умение Саймона говорить надменным, не терпящим возражений тоном, потому что и на этот раз он возымел свое действие. Войдя в дом, мы сначала попали в холл, пол которого был выложен каменными плитами. В холле был камин, в котором горел огонь, но, несмотря на это, мне было зябко и неуютно. Должно быть там было не так уж и холодно, просто мне было очень не по себе, и это был не озноб, а нервная дрожь.
Саймон, наверно, заметил, что я дрожу, потому что он вдруг взял меня под руку, и мне сразу стало спокойнее.
— Пожалуйста, присядьте здесь, сэр, — сказал швейцар, открыв справа от нас дверь, за которой обнаружилась комната с высоким потолком и белыми стенами, где стояли большой тяжелый стол и несколько стульев.
— Как прикажете доложить, сэр?
— Эта дама — миссис Рокуэлл из Киркландского Веселья, а меня зовут мистер Редверс.
— Вы, кажется, сказали, что вам назначена встреча?
— Я этого не говорил.
— Но у нас полагается, чтобы было назначено заранее.
— Я уже сказал, что у нас очень срочное и очень важное дело. Пожалуйста, идите и доложите о нас главному смотрителю.
Швейцар наконец вышел, и тогда Саймон посмотрел на меня и улыбнулся.
— Можно подумать, что мы добиваемся аудиенции у королевы. — Его лицо вдруг смягчилось и приняло почти нежное выражение, которое до сих пор я замечала у него лишь по отношению к Хейгэр. — Ну, не смотрите же так грустно, — сказал он. — Даже если все правда, это еще не конец света, я вас уверяю.
— Я так рада, что вы поехали со мной, — вырвалось у меня.
Он взял мою руку и крепко ее сжал, словно говоря мне, что он на моей стороне и что вместе мы во всем разберемся.
Я встала и отошла от него, потому что почувствовала, что могу заплакать. Подойдя к окну, я посмотрела в него и подумала о людях, которые были пленниками в этом доме и для которых весь мир сводился к этому обнесенному стеной пространству. Они, наверное, тоже смотрели в окна — если им это не запрещалось — и видели сад и вересковую пустошь за оградой и это было все, что они знали в своей жизни. Ведь многие проводили здесь долгие годы… семнадцать лет… Но может, их вообще держали взаперти и они не видели ни сада, ни вересковой пустоши…
Ожидание наше казалось длилось целую вечность, прежде чем швейцар наконец вернулся и сказал:
— Будьте любезны пройти со мной.
Когда мы поднимались вслед за ним по лестнице и потом шли по коридору, я увидела зарешеченные окна, и меня передернуло. Совсем как настоящая тюрьма, подумала я.
Наконец швейцар постучал в дверь, на которой было написано: «Главный смотритель». «Войдите», — послышалось изнутри, и Саймон, взяв меня за руку, распахнул дверь. Мы оказались в холодной, неуютной комнате, с покрытыми побелкой стенами. За письменным столом сидел человек с усталым серым лицом и недовольным выражением глаз. Я решила, что недовольство вызвано нами, поскольку мы осмелились нарушить его покой без предварительно назначенной аудиенции.
— Прошу садиться, — сказал он, когда за швейцаром закрылась дверь. — Как я понимаю, у вас ко мне какое-то важное дело. Это так?
— Да, для нас оно очень важное, — ответил Саймон.
Тут заговорила я.
— Очень любезно с вашей стороны, что вы согласились принять нас. Меня зовут миссис Рокуэлл, но до замужества я была Кэтрин Кордер.
— А-а. — В его глазах отразилось понимание, и моя последняя надежда рассыпалась в прах.
— У вас есть пациентка, которую так зовут? — спросила я.
— Да, — сказал он, — есть.
Я посмотрела на Саймона, но ничего сказать больше не смогла — у меня перехватило горло и онемел язык.
— Дело в том, — подхватил Саймон, — что миссис Рокуэлл только совсем недавно узнала, что здесь, возможно, находится некая Кэтрин Кордер. У нее есть основания полагать, что эта женщина — ее мать. Ей всегда говорили, что ее мать умерла, когда она была совсем ребенком. Вполне естественно, что для нее сейчас важно узнать, действительно ли Кэтрин Кордер, содержащаяся в этом заведении, является ее матерью или нет.
— Я надеюсь, вы понимаете, что имеющиеся у нас сведения о наших пациентах являются абсолютно конфиденциальными.
