Кэтлин Уинзор - Навеки твоя Эмбер. Том 2
Подсвечник ударил ее по плечу и отлетел в сторону. Она увидела лицо графа совсем близко, он схватился за хлыст. Они начали бороться, и, когда Эмбер ударила его коленом в пах, на его череп одновременно обрушилась дубина Большого Джона. Рэдклифф скрючился. Эмбер выхватила хлыст из его руки и начала снова хлестать его по лицу, уже не сознавая, что делает.
– Убей его? – визжала она. – Убей его! – кричала она снова и снова. – Убей, убей его!
Джон одной рукой смахнул парик с головы графа, другой ударил его по голове еще раз. Рэдклифф распростерся на полу, из его размозженной головы текла кровь. Дрожь отвращения пробежала по телу Эмбер, Она не испытывала им жалости, ни сожаления. Ее захлестнула волна ненависти и излившейся ярости.
Только сейчас она заметила, что портьеры горят, и на мгновение ей показалось, что дом охвачен пожаром и они в ловушке. Потом она увидела, что подсвечник, которым он швырнул в нее, упал у окна, поэтому и загорелись портьеры. Теперь языки пламени с воем растекались по потолку, начала гореть мебель.
– Джон!
Он обернулся, увидел огонь, и они выбежали из комнаты. В дверях оглянулись лишь на один миг, потом Джон закрыл и запер дверь на ключ. Последнее, что они увидели, – поверженный и окровавленный старик, мертвый, распростертый на полу. К нему уже приближалось пламя. Джон сунул ключ в карман, и они побежали по галерее в заднюю часть дома. Но не успели они пробежать и десяти ярдов, как Эмбер неожиданно качнулась вперед и упала без сознания. Большой Джон подхватил ее на руки и побежал дальше. Он с шумом спустился по маленькой задней лестнице,. Эмбер лежала на его руках, безвольно свесив голову. На полпути он встретил двоих – на незнакомцах не было ливрей, должно быть, это были воры.
– Пожар – крикнул он им. – Дом в огне! Они мгновенно повернули назад, бросились вниз, с грохотом перескакивая со ступеньки на ступеньку, спотыкаясь, падая, чуть не сбивая друг друга с ног. Большой Джон не отставал от них. Во внутреннем дворике он оглянулся и увидел, что языки пламени, вырывающиеся из окон верхнего этажа, отражаются на поверхности пруда.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Глава сорок шестая
Эмбер вернулась в Лондон в середине декабря, через три с половиной месяца после Большого пожара. Ее поразило, что почти вся древняя, обнесенная стеной цитадель – Сити – больше не существует. Повсюду громоздились горы мусора, искореженные огнем куски железа, обломки кирпича, расплавившийся и теперь застывший свинец. Кое-где в подвалах еще дымилось и горело даже после проливных октябрьских дождей. Большинство улиц было завалено рухнувшими зданиями, другие улицы перегородили во избежание обвала стен и стояков дымоходов. Лондон выглядел мертвым, погибшим городом.
Он вызывал ныне гораздо большую жалость, чем во время жестокого, но яркого зрелища полыхавшего пламени. Люди высказывали мрачные пророчества, что город никогда не поднимется вновь, м в этот серый, дождливый декабрьский день такие предсказания казались неотвратимо верными. Измученный чумой, разоренный войной, уничтоженный пожаром, город был раздавлен непомерным долгом-, самым большим в истории страны, к тому же нищета народа и общественная нестабильность – все это приводило к мысли, что время всемирной славы Англии прошло, позолота роскошных одежд износилась и нация обречена, ей предстоит исчезнуть с лица земли. Никогда еще будущее не казалось более безнадежным, а люди – столь пессимистичными и унылыми.
Но, несмотря ни на что, неукротимая воля и жизнеспособность людская уже начали брать верх над всеобщей разрухой. На тех местах, где у семьи прежде стоял дом, стали возникать, как грибы после дождя, шалаши, навесы и землянки. Стали открываться лавки, и началось строительство новых домов.
И сгорел отнюдь не весь город.
За стенами еще сохранились дома на восток от Тауэра и к северу от Мур Филдз. В западной части уцелел колледж, барристеров[17] в Линкольн-Инне, а также дома к западу от Друри-лейн, Ковент-Гардена и Сент-Джеймс, куда переехало дворянство.
За поворотом Темзы вообще все сохранилось. По-прежнему вдоль реки тянулись сады, стояли большие старые здания, уцелел Стрэнд. Модную часть города огонь пощадил.
Эмбер и Большой Джон уехали из города сразу же. Они наняли лошадей, так как их лошади пропали, и отправились верхом прямо в Лайм-парк. Эмбер рассказала Дженни, что когда они прискакали в Лондон, то увидели, что дом графа сгорел, и что она нигде не смогла найти его светлость. Но тем не менее она для видимости послала группу людей в Лондон разыскать графа. Они вернулись через несколько дней и сообщили, что не нашли его светлости и, по всем сведениям, он не смог выбраться из дома во время пожара и сгорел. Эмбер испытала огромное облегчение, когда поняла, что ее не арестуют, надела траур, но не стала делать вид, что убита горем, ибо не считала, что такое лицемерие повлияет на ее положение.
Но самую лучшую новость она услышала от Шадрака Ньюболда. Он прислал посыльного с сообщением, что ни один из вкладчиков не потерял ни шиллинга. Позднее она узнала, что, хотя большая часть денег лондонцев пропала во время пожара, почти все банкиры сумели спасти доверенные им ценности. На счету Эмбер осталось теперь меньше половины, двадцать восемь тысяч фунтов, но и этого было достаточно, чтобы считать ее одной из богатейших женщин в Англии. Более того, накопились проценты с капитала, а также доход с инвестиций, сделанных Шадраком. Позднее Эмбер намеревалась увеличить капитал, сдав Лайм-парк в аренду и продав большую часть мебели, хотя пока она не решалась прикасаться к ценностям Рэдклиффа.
Конечно, будущее обещало быть блестящим. Но настоящее было источником страха и треволнений: хотя Рэдклифф был мертв, она не могла отделаться от него, Он приходил в дом, как привидение. Эмбер неожиданно встречала его за поворотом галереи; он стоял за спиной, когда Эмбер ела; он приходил к ней ночью, и Эмбер покрывалась потом от ужаса, вздрагивала от воображаемых звуков, просыпалась ночью с истерическим криком. Она хотела уехать отсюда, но как раз в тот день, когда Эмбер вернулась из Лондона, у Нэн родился ребенок, и нужно было подождать, пока Нэн будет в состоянии ехать, Эмбер оставалась в Лайм-парке главным образом из чувства признательности к Нэн и благодарности за то, что она сделала для нее во время чумы. К тому же ей просто некуда было ехать, кроме как в дом Элмсбери. А этого Эмбер не хотела: у Элмсбери могли возникнуть подозрения – почему это она бросилась к нему сломя голову при первом же известии о смерти мужа? Она не хотела доверять эту страшную тайну никому, кроме Большого Джона и Нэн.
