Томас Шерри - Ночные откровения
Более того, после суда и вынесения приговора злодей будет гнить в тюрьме — долгие, долгие годы. Возможно, его даже повесят. А Элиссанда с тетушкой станут свободны — абсолютно, восхитительно свободны.
Она почти не слышала слов мужа:
— Ну, разумеется, вы и ваши люди можете обыскивать дом хоть сверху донизу. Ты ведь не против, дорогая?
— Извините, что?
— Это цель визита детектива Невинсона. Очень любезно с его стороны, поскольку, как мне кажется, полиции не требуется наше согласие на обыск в Хайгейт-корте.
— О, конечно, я не возражаю. Мы готовы всецело содействовать властям.
Поблагодарив, Невинсон поднялся.
Прощаясь с детективом, Элиссанда еле сдерживала ликующие возгласы. Как только посетитель ушел, она подпрыгнула, сжала мужа в объятиях и вся в слезах умчалась наверх — сообщить тете об их спасении.
* * *
Главной областью научных изысканий Стивена Делейни был синтез алмазов. Об этом свидетельствовал целый ящик документов, присланный Холбруку лордом Ярдли. Ранее прочитанное Виром дело являлось не более чем выпиской.
Пока Вир отсыпался после рома, Холбрук взломал код, использованный Дугласом. Вчера вечером маркиз под руководством коллеги расшифровал страницы, содержащие тот же текст, что и запасной лабораторный журнал Делейни. Очевидно, Делейни работал по следующей системе: он делал записи в своей тетради, а затем его помощник копировал эти заметки и хранил дубликат за пределами лаборатории для пущей безопасности. Так что, даже если Дуглас похитил и, скорее всего, уничтожил исходную документацию самого Делейни, существование копии ясно и убедительно связывало исследования погибшего ученого и записи Дугласа.
Более того, расшифрованная надпись на полях одной из страниц гласила: «Не следовало кончать с этим ублюдком, пока я не добился повторения его результатов».
Достаточно, чтобы арестовать подозреваемого и предъявить ему обвинение. И достаточно, чтобы держать арестованного без права освобождения под залог, с учетом продолжающегося расследования других его преступлений, а также нажима со стороны лорда Ярдли — по просьбе Вира.
Маркиз внезапно ощутил усталость. Эта изнуряющая опустошенность наваливалась на него в конце каждого дела, но в этот раз она была еще глубже. Может, потому, что наверху жена буквально прыгала от счастья — даже потолок вздрагивал.
Цель Элиссанды достигнута: она в безопасности и свободна, как и ее тетя. Вир подождет некоторое время — пока Дугласа осудят и приговорят, а затем потребует аннулирования брака.
Маркизу хотелось думать, что исправить разрушенное еще не поздно. Когда они отдалятся друг от друга на достаточное время и расстояние, лицо и улыбка жены перестанут вторгаться в грезы Вира о покое и умиротворенности. И когда ему понадобится старинная бесхитростная подруга, он вернет себе ее, а с ней и давешнее уютное спокойствие.
Чувства, вызываемые Элиссандой, — слишком темные, слишком острые, слишком тревожные — нежеланны ему. Виру не нужны надежда, чреватая разочарованием, неуемное вожделение и прочие опасные страсти, которые пробуждает в нем эта женщина. Ему хочется, чтобы все вернулось на круги своя, как до их встречи: когда внутренний мир был успокаивающим, утешающим и отгороженным толстыми стенами от реальной жизни.
Как миссис Дуглас с ее лауданумом.
Налив на два пальца виски, Вир выпил его одним глотком.
Наверху жена опять подпрыгнула. Она, несомненно, чувствует себя невесомой от радости и облегчения, плача и смеясь одновременно, ведь ее кошмарный сон наконец-то закончился.
А его кошмарам суждено продолжаться.
* * *
— Позволь прочесть отрывок из моего дневника за 12 апреля 1884 года — театрально откашлялась Анжелика. — «На берегу форельного ручья я читала, а Фредди рисовал. Пенни завел разговор с вышедшим на прогулку викарием — что-то о гностиках и Никейском Соборе[47]». Господи, ты помнишь, каким ученым был Пенни? — подняла она глаза.
— Помню, — откликнулся Фредди.
В этих воспоминаниях всегда присутствовал оттенок грусти.
— По крайней мере, теперь он счастливо женат. По-моему, супруга считает его просто-таки замечательным.
— Я очень этому рад. Мне нравится, как она на него смотрит: у Пенни масса достойных восхищения черт.
— Но? — не удержалась Анжелика, проводя пальцем по краю кожаного переплета своего дневника.
Фредди улыбнулся — эта женщина слишком хорошо его знает.
— Признаюсь, я немного завидую. Привык думать, что если окончу свои дни старым холостяком, то, по крайней мере, с Пенни за компанию.
— Я тоже могу составить тебе компанию, — предложила Анжелика. — Это будет словно вернуться в детство, только с меньшим количеством зубов.
Фредди вдруг припомнился случай с меньшим количеством зубов.
— Помнишь, как я ненароком разбил любимые очки отца?
— Это когда я стащила у своей мамы очки для подмены, и мы надеялись, что никто не заметит?
— Да, тот самый случай. Моей матери вместе с Пенни почему-то не было, и я перепугался до смерти. А ты, чтобы отвлечь меня от мыслей об очках, предложила повыдергивать твои шатающиеся зубы.
— Правда? — хихикнула Анжелика. — Вот этого я совсем не помню.
— Новые зубы у тебя уже почти выросли, а молочные так шатались, что даже хлопали, будто стирка на ветру. Все старались тебя от них избавить, но ты непреклонно никого к ним и близко не подпускала.
— Надо же, теперь и я припоминаю. Я спала, завязав шарфом рот, чтобы моя гувернантка до них не добралась.
— Поэтому, когда мне ты позволила, я так удивился, что напрочь забыл об очках. Мы в тот день четыре зуба у тебя вытащили.
Анжелика согнулась от смеха.
— Слушай, дальше еще лучше: отец уронил очки твоей мамы и наступил на них, не успев надеть и понять, что это совсем не те. Один из немногих случаев, когда моя неуклюжесть ни на кого не навлекла неприятности. Ей-богу, просто чудесное завершение.
— Ну, одно я знаю наверняка: превратившись в старую каргу, я не позволю тебе выдернуть ни единого моего зуба.
— Договорились, — поднял мужчина чашку с кофе приветственным жестом. — И тем не менее, превратившись в выжившего из ума старикашку, я буду в восторге от твоей компании.
Анжелика с сияющими глазами ответила ему тем же движением, и Фредерик вдруг, чуть ли не впервые, осознал, как посчастливилось ему знать эту женщину почти с рождения. Иногда люди принимают лучшее в своей жизни как должное. Он никогда не понимал, чем обязан Пенни, пока несчастный случай все не изменил. И редко задумывался над важностью той роли, которую в его судьбе сыграла дружба Анжелики, особенно в трудном и нежном возрасте, когда он всецело пребывал под гнетом отца. Не задумывался до тех пор, пока его не начали переполнять чувства, ставящие эту дружбу под угрозу.
