Виктория Холт - Тень рыси
Люси любила дом и, казалось, он отвечал ей тем же. Я видела, как она стояла на лужайке и изумленно смотрела на него, будто не могла до конца поверить, что стала здесь хозяйкой.
Я, бывало, дразнила ее этим.
— Мне кажется, в другой жизни ты была монахиня. И как только увидела этот дом, сразу поняла, что жила тут.
— Минта, прекрати болтать эту романтическую чепуху, — отвечала она.
Работа над книгой почти не продвигалась. Люси теперь была крайне занята, а отцу уже не было нужды постоянно оправдываться, ведь никто не твердил ему, какой он плохой муж. Он даже стал интересоваться домом и садом. Люси быстро обнаружила, что необходимо срочно начинать ремонт. Но не только это волновало ее. Однажды привычная уравновешенность покинула Люси.
— Финансовое положение твоего отца в ужасающем состоянии, — сказала она. — Его поверенные никуда не годятся. Недавно он потерял на бирже огромную сумму денег, и ему не правильно посоветовали рискнуть и одолжить деньги под залог дома.
— Франклин намекал мне на это.
— И ты мне не сказала!
— Я думала, тебе не будет интересно.
— Не интересно то, что касается Уайтледиз?
— Сейчас другое дело. Что все это означает, Люси?
— Точно не знаю. Я должна выяснить. Ничто не должно угрожать Уайтледиз.
— Уж коль этим занимаешься ты, я думаю, все будет в порядке.
Ей было приятно услышать лестные слова, но она была немного рассержена: мы легкомысленные, мы не заботились об Уайтледиз и теперь он в опасности.
Люси часами просиживала в отцовском кабинете над кипой счетов и документов.
— Мы должны сильно урезать расходы, — повторяла она, — экономить во всем, чтобы обеспечить безопасность Уайтледиз сейчас и на будущее.
Мой отец обожал ее. Как ребенок, он верил, что раз Люси стала хозяйкой Уайтледиз, все обойдется. Я тоже так думала. Люси обладала очень важным качеством: рядом с ней было спокойно.
Никто из нас не говорил об этом вслух, но с тех пор как мама умерла, в доме воцарились счастье и мир.
Затем Люси снова удивила нас. В последние несколько недель она казалась немного замкнутой. Но вот однажды, когда я сидела на своем любимом месте у пруда, она подошла ко мне.
— Я хочу кое-что тебе сообщить. Ты первая узнаешь об этом. Даже твоему отцу пока ничего не известно.
Я повернулась к Люси — отчего такой восторг в ее глазах?
— Надеюсь, ты будешь довольна, хотя я и не совсем уверена в этом.
— Ну, говори же быстрее. Она смущенно засмеялась.
— У меня будет ребенок.
— Люси! Когда?
— Еще не скоро… через семь месяцев.
— Это… чудесно.
— Ты так думаешь?
— А ты?
Она сжала пальцы.
— Я всегда мечтала об этом. Я обняла ее.
— О, Люси, как я рада! Только представь себе: ребенок в доме! Какая прелесть! Интересно, кто это будет, мальчик или девочка? Кого ты хочешь?
— Не знаю, наверное, мальчика. Обычно хотят, чтобы первенцем был мальчик.
— Значит, ты собираешься иметь большую семью?
— Я этого не говорила. Но я так взволнована! Прежде чем сообщить твоему отцу, надо было убедиться окончательно.
— Давай скажем ему сейчас. Или нет, лучше ты сама. В такой момент рядом с вами не должно быть посторонних.
— Ты самая чудесная падчерица на свете!
Она ушла, а я осталась сидеть в саду, невольно наблюдая за стрекозой, которая, полетав над прудом, села на статую.
«О, Люси, — подумала я, — это искупит все: ужасный домишко в Мидленде и те трудности, с которыми пришлось тебе столкнуться в юности».
Какой счастливый день для нее!
Мой отец сначала не мог в это поверить, а потом пришел в восторг. Я уверена, он и не надеялся, что у него еще будут дети. Но Люси могла дать ему все.
В доме теперь только и говорили, что о скором рождении ребенка. Люси пополнела, расплылась, потеряв былую элегантность, но зато стала мягче и добрее. Она любила сидеть со мной и говорить о малышке. Придумывала разные детские вещички, а Лиззи шила их. Так проходили чудесные мирные месяцы ожидания.
Мы пытались баловать и холить Люси, но она ни за что не позволяла нам делать этого. Она говорила, что ее ребенок будет сильным и здоровым, при этом повторяя слово «он», словно заранее знала, что родится мальчик. Хотя его пол был не так уж важен.
Теперь доктор Хантер часто навещал Уайтледиз. Он сказал, что беспокоиться не о чем. Люси — крепкая, цветущая женщина и родит отличного малыша.
Именно Франклин объяснил, что меня ждет с появлением ребенка.
— Если это будет мальчик, — сказал Франклин, — он станет наследником твоего отца, который, женившись на твоей матери, получил права на ее собственность. Тебе это приходило в голову?
— Я никогда об этом не думала.
— До чего же ты непрактична! Уайтледиз перейдет к сыну твоего отца, если только моральный долг не заставит его оставить дом тебе.
— Уайтледиз всегда будет моим домом, Франклин. И какая разница в том, что он будет принадлежать моему сводному брату?..
Франклин ответил, что разница весьма существенная, а я в высшей степени недальновидна. Я посмеялась над ним, но он был очень серьезен.
Мы с нетерпением ожидали появления ребенка. Мой отец словно помолодел; он так гордился и любил Люси, что должен был видеть ее постоянно.
И, наконец, в ноябре, в тот самый месяц, когда умерла моя мама, только двумя годами позже, родился ребенок, девочка. Ее назвали Друсцилла.
Мне кажется, Люси и отец были немного разочарованы, но тот восторг, который они испытали, став родителями очаровательной малютки, заставил их забыть об этом.
Друспилла вскоре стала самым главным человеком в доме; все мы добивались ее расположения и были в восторге, когда она встречала нас радостными криками.
Меня часто удивляло, как все изменилось в нашем доме с тех пор, как умерла мама.
Так мы и жили, пока Стирлинг и Нора не вернулись в Англию.
НОРА
Глава 1
Я ехала в Англию, но делала это против своего желания.
— Что хорошего принесет эта поездка? — постоянно спрашивала я Стерлинга.
Он только упрямо сжимал губы и говорил — Я еду. Таково его желание — Когда Линкс был жив, это еще имело какой-то смысл, — настаивала я. — Однако и тогда я не соглашалась с ним.
Мы постоянно спорили, но я была этому даже рада, потому что хотя бы на миг отвлекались от ужасной пронизывающей тоски. Не вспоминала о Линксе, лежащем на коричневой земле, о том, как несли его тело домой, просто запретила себе думать об этом. Я понимала: то же самое творится и со Стерлингом. Знала это, как и то, что только друг в друге мы могли найти утешение.
Аделаида с ее трезвым умом могла бы помочь нам, но она заявила, что не тронется с места и будет вести хозяйство, пока мы не вернемся.
