Элейн Барбьери - Невинность и порок
Она так и не узнала, почему огонек радости в глазах Парящего Орла потух. Когда Бледнолицего Волка принесли к ней чуть живого, с кровоточащей раной в груди, индианка решила, что, если и его сердце перестанет биться, она уйдет из жизни вместе с ним. К счастью, сын поправился, постепенно окреп. Тогда он и произнес клятву мести, и она всем своим существом разделяла его стремление.
Только после того как Бледнолицый Волк окончательно поправился и вернулся на ранчо к отцу, она позволила себе оплакать погибшего сына. Приподняв подбородок, Шепчущая Женщина старалась не смотреть на рубцы от страшных ран на руках и ногах, которые она нанесла себе в порыве скорби. У Парящего Орла отняли жизнь, и единственным способом облегчить беспрестанную муку сердца было страдать подобно ему — пролить свою собственную кровь, так же как была пролита кровь ее сына. В знак траура она обрезала волосы и каждый день приходила на вершину холма, где безутешно рыдала, прося его душу успокоиться.
Шепчущая Женщина на миг прикрыла глаза. Ее единственным утешением стала любовь к оставшемуся в живых сыну и к мужу, которому было навеки отдано ее сердце.
Слезы грусти навернулись на глаза Шепчущей Женщины, едва она приблизилась к своему вигваму. Бросив вгляд на разведенный костер, индианка перелила только что принесенную воду в стоявший наготове котелок. Щедрость мужа позволяла ей жить с большими удобствами, чем большинству других ее соплеменников. Она щедро делилась с соседями всем, что имела, однако предпочитала держаться в стороне. Шепчущая Женщина была еще достаточно молода, впереди у нее оставалось немало лет жизни. Серая Лиса и Смеющийся Медведь не раз пытались приблизиться к ней, предлагая утешение, однако она отвергла их обоих. Хотя она и заверяла мужа, чтобы облегчить его душу, что дни без него пролетят незаметно, каждый раз, когда он уезжал, в ее сердце воцарялась пустота.
Вдруг какое-то неясное чувство побудило Шепчущую Женщину поднять глаза. Она устремила взгляд вдаль, туда, где на фоне безоблачного неба ярко светило солнце.
На горизонте не было заметно никакого движения, но в ней все вдруг словно запело от радости.
Касс тоже всматривался вдаль, надеясь разглядеть вдали индейский поселок. Беспокойство Пьюрити, переросшее в тревогу, с каждой милей пути становилось все сильнее и в конце концов передалось и ему.
Пьюрити вздохнула, и Касс обернулся к ней. Не обращая на него внимания, она провела рукавом рубашки по влажному лбу, откинула с лица непокорную прядь. Он заметил, что девушка стала бледной, веки ее отяжелели, а плечи поникли. Пышная коса, уложенная на затылке, отливала на солнце золотом, так же как и локоны, свившиеся от жары в тугие колечки. Он ощутил прилив нежности. Ему хотелось прикоснуться губами к этим необыкновенным волосам, прижать Пьюрити к себе, передать ей свою силу, сказать, что опасаться нечего, потому что он будет рядом, но у него не хватило смелости.
С приближением к поселку Касса начали одолевать сомнения, с которыми он тщетно пытался справиться. Пьюрити уступила порыву, вспыхнувшему в нем ярким пламенем… Не угаснет ли это пламя в самое ближайшее время?
Ему предстоит отомстить за смерть брата. И он не остановится ни перед чем, чтобы сделать это. Никто, даже Пьюрити, не заставит его свернуть с пути. Внезапно Касс заметил впереди то, что искал, — очертания вигвамов, гордо возвышавшихся в лучах солнца. Неудержимый прилив тепла охватил его сердце, и Касс перевел взгляд на Пьюрити.
Она тоже заметила впереди силуэты.
Однако она не улыбалась.
Расправив плечи и отбросив беспокойство, Пьюрити окинула взглядом поселок кайова, к которому они медленно приближались Она думала, что он гораздо больше. Тридцать или сорок вигвамов стояли ровными рядами на некотором расстоянии друг от друга. Рядом с некоторыми них женщины под яркими лучами утреннего солнца готовили завтрак. В отдалении от вигвамов стояли несколько молодых индейцев, они искоса смотрели на подъезжавших. Женщины, работавшие под навесом в другой части поселка, и полуголые дети, игравшие поблизости, тоже подняли головы и глядели в ту же сторону.
Вдруг какой-то беспризорный пес с угрожающим видом бросился вперед, чуть не напугав лошадь Пьюрити. Касс что-то крикнул ему на языке кайова, и пес остановился.
Наблюдая за тем, как собака медленно поплелась обратно в сторону поселка, Пьюрити испытывала неловкость из-за повышенного внимания к себе. Это чувство усилилось, когда Касс осадил своего коня и спешился. Она последовала его примеру и тут же заметила немолодую индианку, выступившую вперед. Это была хрупкая, очень маленькая женщина с тонкими, изящными чертами лица. Она выглядела очень привлекательной, несмотря грубо остриженные волосы и шрамы на руках.
Сохраняя серьезное выражение лица, Касс подтолкнул локтем Пьюрити, и ее сердце забилось сильнее. Она была чужой здесь… одной из тех, кого прежде эти люди считали своими врагами. В глазах, устремленных на нее всех сторон, не было заметно признаков дружелюбия и сердечности, и девушка спрашивала себя, почему раньше не приняла этого в расчет и не придется ли ей дорого заплатить за свой промах.
Касс остановился перед крохотной женщиной, и мысли, вихрем проносившиеся в сознании Пьюрити, тут же оборвались. В форме ее глаз… очертаниях скул… во всем ее облике чувствовалось что-то знакомое.
Глядя на Касса, индианка прошептала:
— Сын мой, добро пожаловать домой.
До крайности удивленная, Пьюрити тотчас подняла глаза на Касса, а он положил руку на плечо женщины и ответил ей тоном, полным глубокой нежности:
— Я привез к тебе гостью, мама. Ее зовут Пьюрити Корриган.
Тогда женщина обернулась к девушке и тем же самым тихим мягким голосом коротко произнесла:
— Здравствуйте.
У Пьюрити перехватило дыхание. Одного взгляда Касса было достаточно, чтобы без лишних слов подтвердить ее догадку.
Приветствие Шепчущей Женщины осталось без ответа. Пьюрити в гневе развернулась и стремительно направилась к своей лошади.
Не успела она пройти и нескольких ярдов, как Касс схватил ее за руку и притянул к себе.
— Куда ты собралась?
— Обратно в «Серкл-Си»!
— Не будь дурочкой!
Из груди Пьюрити вырвался короткий, отрывистый смешок.
— О да, я и впрямь была дурочкой, но теперь тебе не провести меня.
— Вот как? — пробурчал он, чувствуя на себе любопытные взгляды людей, следивших за ними обоими. — Для такого разговора можно найти и более подходящее время!
— Какое? — Выражение лица Пьюрити сделалось жестким. — Когда я лежу под тобой и чувствую себя слишком смущенной, чтобы рассуждать здраво?
