Лиз Карлайл - Никогда не влюбляйся в повесу
И вдруг она оттолкнула его — оттолкнула так, что он понял: игра закончилась.
— Довольно, — задыхаясь, бросила она. — Хватит! Просто… просто делай то, зачем пришел.
— Делать — что? — не понял Ротуэлл.
— Просто… возьми меня, и все. Ведь ты именно за этим пришел. — Повернувшись к нему спиной, Камилла направилась к кровати. — Я женщина, и я слаба. И к тому же я… хочу ребенка. Поэтому давай… просто покончим с этим, и поскорее.
Ноги Ротуэлла словно приросли к полу.
— Я просто… Это так мучительно… каждый раз, когда ты рядом… — сбивчиво пробормотала она. — Я не могу позволить себе потерять…
— Потерять — что? — напрягся Ротуэлл. — Проклятие, Камилла, чего ты так боишься?
Вздрогнув, она подняла голову — в глазах ее стояла такая мука, что Ротуэлл похолодел.
— Себя, — едва слышно прошептала она.
В полном отчаянии Ротуэлл смотрел в залитые слезами глаза Камиллы мучительно гадая, что сказать. Какие найти слова, чтобы в ней снова вспыхнула страсть? Что сделать, чтобы получить то, чего он хотел больше всего на свете, — ее? Всю ее. Увы, Ротуэлл был не силен в словах. Он был слишком груб и прямолинеен, чтобы уметь ухаживать за женщинами.
— Пропади все пропадом, Камилла! Просто поцелуй меня, и все! — взорвался он наконец. — Ведь только что все было хорошо!
Прерывисто вздохнув, Камилла снова затрясла головой.
— Нет! Я всего лишь хочу, чтобы все это поскорее закончилось, и не нужно… не нужно всех этих эмоций, — пробормотала она. — Мне казалось, это будет обычная сделка, Ротуэлл, где каждый получит свое. Ты — деньги моего деда. Я — твое семя.
— Проклятие, Камилла, я не племенной жеребец!
— Да, напротив, — негромко бросила Камилла. Потом, оттолкнув Ротуэлла, резко встала. — Ну как ты не понимаешь, Ротуэлл? Кем еще ты можешь быть в моих глазах?
Смерив его уничижительным взглядом, Камилла отвернулась, собираясь уйти.
— Просто выполни свою часть сделки, Ротуэлл, — процедила она. — Мне нужен ребенок.
Опустив руки ей на плечи, он рывком развернул ее к себе.
— Ах, значит, тебе нужен ребенок?! — прогремел он. — Ладно, будь по-твоему — ты получишь ребенка! Сегодня же я запрусь с тобой в спальне и не выпущу оттуда, пока ты не понесешь. Помяни мое слово — ты сама еще запросишь пощады.
— Ты и вправду это сделаешь? — сладким голосом проворковала она. — Как мило! Но если ты осмелишься…
Она не договорила — он закрыл ей рот поцелуем. Ротуэлл сам не мог сказать, когда именно это решение пришло ему в голову. Единственное, что он понимал, — это что у него нет больше сил терпеть обвинения, которые он читал в ее глазах. Знать, что она считает его кем-то похожим на Валиньи, что она давно примирилась с тем, что она никогда не будет с ним счастлива…
Не выпуская Камиллу из объятий, Ротуэлл упал на постель, обрушившись на нее всей тяжестью своего тела. Камилла задрожала. Забыв обо всем, Ротуэлл впился в ее рот, словно заранее давая понять, что он намерен с ней сделать.
Тяжелые веки Камиллы опустились, пушистые черные ресницы, затрепетав, легли на щеки, оттеняя смуглую кожу. Ротуэлл обхватил ладонью ее грудь, слегка сжал упругий сосок, чувствуя, как он напрягся под его прикосновениями. Камилла чуть слышно ахнула.
Он с трудом заставил себя оторваться от ее губ.
— Прости меня, Камилла… — прошептал он. — Прости…
Она лежала навзничь, молча, безвольно раскинув руки, позой и выражением лица напоминая карающего ангела. Ротуэлл, бросив на нее взгляд, внезапно похолодел. Видит Бог, она и была этим ангелом! Похоже, сам Господь Бог послал ее преподать ему страшный урок. Потому что ничего нет страшнее муки, которую испытываешь, не имея возможности получить то, чего желаешь больше всего на свете… когда обречен давиться сухой коркой, изнывая от желания дотянуться до пиршественного стола.
Горло Камиллы задвигалось — но она не произнесла ни слова. И тут до Ротуэлла наконец дошло: он, дурак эдакий, мечтал, чтобы она тоже хотела его. Мечтал, чтобы в ее сердце нашлась хоть капля нежности…
Пустая надежда! Сухая корка — вот и все, что она может ему дать, и, Бог свидетель, он согласен это принять.
Постаравшись не думать об этом, Ротуэлл потянул вверх подол ее ночной сорочки, медленно, не торопясь, стащил ее с Камиллы. Потом, перекинув через нее ногу, встал на колени, ни на мгновение не отрывая от нее глаз. Святители небесные, как она хороша, мысленно ахнул он. Выпуклые упругие груди. Длинные, стройные ноги, изящно раздвинутые…
— Господи… — прошептал он, сгорая от нетерпения. Больше всего на свете ему хотелось оказаться внутри нее. Заявить свои права на нее. Она была его женой — и он хотел ее.
Невероятным усилием воли сдерживая свое напряжение, он перекатился на бок. Рука его погладила плоский живот Камиллы, коснулась тугих завитков — раздвинув их, он нащупал напрягшийся комочек плоти и двинулся дальше. Глубже. Дыхание Камиллы участилось. Он почувствовал, как его пальцы становятся влажными. Но этого ему было мало — Ротуэлл хотел, чтобы она изнывала от желания. Чтобы она стонала, извиваясь под ним. Чтобы хотела его так же, как он — ее.
Приподняв голову, он осторожно провел губами по ее шее. Потом его губы скользнули вниз, обхватили нежный сосок.
Ротуэлл жадно втянул его в себя — и Камилла вскрикнула, а потом, к изумлению Ротуэлла, вдруг задрожав, выгнулась дугой. Пальцы ее вцепились в одеяло — и он, потрясенный, замер, не сводя с нее глаз. Это был миг чистейшего, незамутненного восторга. Неприкрытого наслаждения. Что-то похожее на благоговение вдруг шевельнулось в его душе.
Дождавшись, когда она, задыхаясь и ловя воздух пересохшим ртом, упала на кровать, Ротуэлл вновь припал к ее губам, поцеловав долгим поцелуем.
Ленивый взгляд Камиллы был полон нескрываемой чувственной неги. Горькая складка, портившая ее губы, разгладилась, лицо сразу стало мягче. Ее тело взывало к нему — притягивало его к себе, как притягивает океанская пучина, капля за каплей высасывая из него жизнь. Опустив голову, Ротуэлл снова поцеловал ее. Он осыпал поцелуями ее лицо, ее шею, рассыпавшиеся по подушке волосы. Внезапно она шевельнулась под ним, а в следующую секунду, раздвинув колени, закинула одну ногу ему на спину, словно призывая его войти в нее. И Ротуэлл откликнулся на этот призыв.
— Боже… — выдохнула она.
Он мощными толчками задвигался в ней. С губ Камиллы срывались крики — и Ротуэлл жадно упивался ими, словно песней сирены. Они одновременно достигли вершины наслаждения — словно океан, закружив обоих, выбросил их на гребень волны. И внезапно Ротуэлл ощутил, что впервые за много лет в душе его воцарились мир и покой.
