Жюльетта Бенцони - Аврора
Сказав это, она отвернулась к окну, и Амалия оставила сестру в покое. Предоставленная себе, Аврора попыталась разобраться в странном ощущении, посетившем ее в тот момент, когда принц впился в нее своим слепящим и одновременно властным взглядом. Никогда еще она не чувствовала ничего подобного перед мужчинами, даже самыми обольстительными. А ведь этот был почти что уродлив: обветренная кожа, лохматые брови, большой нос, чувственный и одновременно презрительный рот; но это было неотразимое уродство, озаренное высоким чистым лбом, над которым топорщилась настоящая львиная грива! В его двадцать четыре года в нем уже не осталось ничего от юноши: это был мужчина в полном расцвете сил, и ей ничего не стоило поверить, что он, как утверждали, легко гнет конские подковы. Она представила, как он это делает своими могучими ручищами, в которых только что трепетала ее хрупкая рука...
В ту ночь сон Авроры был тревожен, наполнен волнующими грезами, от которых она при пробуждении залилась краской стыда.
Левенгаупт, узнавший от супруги, как прошла аудиенция, довольствовался сухой улыбкой и коротким замечанием:
— Именно этого я и ожидал...
Правда, оказавшись в спальне с глазу на глаз с Амалией, засыпавшей его вопросами, он проронил:
— Я был уверен, что Аврора его ослепит...
— Кого, принца? Но, Фридрих, он ведь женат, причем еще совсем недолго! К тому же это был брак по любви...
— Верно, был. Теперь это уже не вполне так. Взгляни на принцессу: в свои семнадцать лет она, конечно, мила, этого у нее не отнимешь, но до чего робкая! Стоит мужу на нее взглянуть, она багровеет от стыда. Смею вас уверить: любовь, о которой вы толкуете, — не более чем привязанность. Он уже не первый день ищет иных услад. Этим и объясняется приглашение вашей сестре, слывущей одной из красивейших девушек во всей Германии. Ему хотелось на нее взглянуть, теперь это произошло, и впечатление, которое она на него произвела, неоспоримо.
Амалия, пившая во время этого разговора воду, чуть не поперхнулась.
— Вы отдаете себя отчет, мой друг, что говорите?! Вы, человек принципов, добрый христианин, замыслили подложить мою сестру в постель Августа? Да еще, как кажется, гордитесь собой?
— Такие уж времена! Наш государь — ненасытный пожиратель женщин. Рядом с ним нужна такая, которая не уступала бы ему в своих достоинствах.
— Насколько я знаю, Аврора никогда никого не пожирала!
— Но повсюду оставляет разбитые сердца... Она не отдает себя в этом отчета, потому что занята только несчастным Филиппом. Пора ей вернуться в мир живых людей.
— Вы тоже полагаете, что он мертв?
— По-моему, это очевидно. Наверное, труп где-то зарыли, так что его, наверное, уже никогда не найдут. Но мы-то живы, и если мы не хотим, чтобы власть стараниями какой-нибудь самозваной фаворитки досталась совсем другой семье, то наше лучшее оружие — Аврора! Она полностью подходит для роли незаурядной правительницы.
— Повторяю еще раз: он женат!
— На счастье, у нас возможен развод. Доверьтесь мне! Пусть события развиваются естественным образом.
— Вы забываете о самой Авроре. Она отвергла невероятное количество претендентов на ее руку, в числе которых было много завидных женихов, и слишком горда, чтобы довольствоваться ролью фаворитки! Август только обломает об нее зубы.
— Это только усилит его аппетит. Он охотник, но притом обольститель, когда сам этого пожелает...Думаю, это как раз такой случай. Нас неминуемо ждут новости на сей счет...
Ждать пришлось даже меньше, чем можно было предположить. Уже назавтра гонец из дворца доставил конверт для графини Кенигсмарк: внутри лежала подписанная самим государем грамота, предоставлявшая ей честь занять место среди фрейлин Ее королевского высочества вдовствующей курфюрстины-матери. В связи с этим ей жаловали покои во дворце.
— Что я вам говорил? — гордо прошептал Фридрих жене, пока девушка вслух зачитывала послание.
— Подождите, она еще не дала своего согласия...
И верно, Аврора не спешила с откликом. Сначала она поразмыслила, а потом заявила, что сочтет за честь послужить столь благородной особе, однако не видит причин переезжать во дворец.
— Отсюда до него рукой подать. Только тем придворным дамам, жилища которых находятся далеко от дворца, устраивают ночлег в покоях государыни, остальные там не живут. Мне не нужно исключений.
Рассудив так, она начала готовиться к своей новой роли. Гонец отправился назад с соответствующим ответом, смягченным прочувственными благодарностями.
По прошествии еще одного часа, разодетая в пух и прах в стиле, подходящем для свиты вдовствующей правительницы, — высокий затейливый головной убор, фиолетовый атлас, умеренное декольте и аметистовые украшения, — она уселась в карету, и кучер Готтлиб в считанные минуты доставил ее к тому крылу дворца, где проживала вдова Иоганна Георга III.
Та занималась своим утренним туалетом среди умеренного беспорядка, всегда сопровождающего подобные церемонии. Камеристки, подчиняясь указаниям камер-фрау, приносили избранные для этого дня предметы облачения. Сама Анна София восседала в белом шелковом пеньюаре перед зеркалом, доверив прическу заботам своей личной парикмахерши. Три дамы образовали перед ней полукруг, четвертая, склонившись над ларцом, выбирала украшения, внимая пожеланиям своей госпожи... Пахло ирисами, ладаном, нагретыми для завивки волосами.
Услышав приглашение приблизиться, Аврора присела в глубоком реверансе, чувствуя на себе пристальный взгляд светлых глаз датчанки.
— Добро пожаловать, графиня! — молвила та с улыбкой. — Я счастлива, что теперь вы будете рядом со мной. Знаю, как вы начитаны, поэтичны, музыкальны! Вы составите мне приятную компанию. Во всяком случае, хочется на это надеяться...
— Мое желание — не обмануть надежд Вашего королевского высочества.
— Отлично! Раз так, начните с объяснения, почему вы отказались поселиться здесь? Мне трудно поверить, что вам не подходят эти покои, ведь вы их еще не видели. Уверяю, вам будет там чрезвычайно приятно... — добавила она с легкой иронией, не ускользнувшей от внимания новой фрейлины.
— Объяснение самое простое, мадам. Мне представляется естественным, чтобы в те часы, когда я не буду нужна Вашему королевскому высочеству, я находилась бы в кругу своей семьи, а не среди блеска двора. Мы не соблюдаем траура, ибо нам еще доподлинно неизвестна судьба графа Филиппа Кристофа, однако предпочитаем держаться вместе в эти тревожные дни, всем нам сейчас не до веселья. Тем не менее я чрезвычайно признательна Вашему королевскому высочеству!