Луиза Аллен - Возлюбленная виконта
Снаружи донесся какой-то шум. Эллиотт встал, радуясь, что можно отвлечься от тревожных мыслей и не видеть настороженных глаз Арабеллы, изучавших его лицо.
— Пришел Даниэль, — сообщил он.
Арабелла поднялась, неторопливо подошла к окну и встала рядом с ним. Положила руку на его плечо, и боль немного утихла. Эллиотт догадался, что от ее прикосновения ему всегда становится лучше, и подивился этому.
— Наверное, мне надо найти Даниэлю хорошую жену, тогда он сможет завести собственную детскую комнату, — заметила Арабелла.
Эллиотт следил за кузеном. Тот спрыгнул с элегантной двуколки. Ему нравился Даниэль, к тому же тот был хорошим другом Арабеллы, она в его присутствии вела себя очень непринужденно. Она так никогда не вела себя с Эллиоттом. И тот дивился, почему не чувствует ревности, правда, сейчас, заметив довольное лицо Арабеллы, испытал неприятное мгновение.
— Сваха, — бросил он.
Белла рассмеялась, услышав такое обвинение, и покачала головой. Эллиотт обнимал ее за плечи, они вышли навстречу Даниэлю. Пока тот показывал им новый кабриолет, Эллиотту пришло в голову, что он сильно привязался к Арабелле, подумал, что просто дает о себе знать инстинкт собственника и он отвечает за нее.
Белла погладила лошадь, красивую серую кобылу, и рассмеялась, когда та вдруг уткнулась мордой в ее ладонь, ища лакомств.
— Даниэль, какая милая лошадь! Она у вас давно?
— Несколько недель. Белла, не хотите прокатиться?
— Я бы с удовольствием, но… — Белла посмотрела на Эллиотта радостно, предвкушая развлечение.
Эллиотт вдруг понял, что ему и в голову не приходило прокатить жену в какой-нибудь из своих колясок для скачек. Ее можно отвезти в городок к арендаторам в двуколке или закрытом экипаже, но Арабелла не просила.
— Завтра совершим прогулку в фаэтоне, — пообещал Эллиотт. — Можно было бы сегодня, но я обещал встретиться с Гендерсоном. Надо обсудить заготовку древесины в лесу «Сорок Акров».
— Разумеется. Спасибо, — ответила Белла с довольным выражением лица. Он заметил, как она последний раз нежно погладила кобылу.
— Но вы ведь сейчас можете прокатиться с Даниэлем. — К чему быть собакой на сене? Кэлн хорошо правил лошадьми, а кобыла вела себя смирно. Эллиотт доверял кузену. В награду он удостоился улыбки Беллы.
— Спасибо, Эллиотт. — Белла подошла и поцеловала мужа в щеку. Он почувствовал какую-то детскую радость. — Даниэль, я схожу за шляпкой и шубкой.
Эллиотт ждал, ведя светскую беседу с кузеном. Вошла Белла, следом за ней бежал Тоби. Эллиотт помог жене сесть в кабриолет и наблюдал за тем, как ведет себя кобыла, помахал им рукой и направился в сторону конюшни, чтобы оседлать рабочую лошадь.
Ему надо было чаще выезжать с Беллой, проводить с ней больше времени наедине до рождения ребенка, тогда ей не придется искать общества кузена. Супруги легко расширили круг знакомств, но при этом не требовалось, чтобы Эллиотт оставался наедине с Беллой. Постель — совсем другое дело. Эллиотт улыбнулся при этой мысли, однако жалел о том, что не может подружиться со своей женой.
7 декабря«Смотрите на все со стороны и не привлекайте к себе внимания». Доктор Гамильтон сказал чистую правду, подумал Эллиотт, расхаживая в кабинете. В камине весело потрескивал огонь, на улице у окна кружились первые снежинки, короткий день близился к концу.
По предсказаниям Арабеллы и врача ребенок должен был появиться на прошлой неделе. Сейчас седьмое декабря, с рассвета у нее начались схватки. Белла разбудила мужа, извинившись за то, что нарушила его сон.
Эллиотт побежал к конюшне, растормошил двух грумов, отправил их за врачом и вернулся. Но Гвен и миссис Найт не пустили его к Арабелле. Эллиотт стоял за дверью и напрягал слух. Тишина. Он начал ходить туда-сюда, измеряя коридор шагами. Двадцать, тридцать. Раздался резкий крик, он потерял счет шагам и открыл дверь, мельком увидел лицо Арабеллы: бледное и серьезное, слава богу, оно не выражало отчаяния.
— Эллиотт. — Белла улыбнулась через силу. — Идите и ложитесь спать, мой дорогой. Пока еще рано.
Спать? Как, черт подери, ей пришло в голову, что он сможет уснуть? Подошла миссис Найт, ее лицо выражало и снисходительность, и строгость.
— Уходите, милорд. Это женское дело. Хозяйке необходимо сосредоточиться, а из этого ничего не получится, если она будет беспокоиться и думать, как бы не расстроить вас.
Эллиотт вернулся в кабинет, позвонил и велел растопить камин. Он хотел понять, что означают слова расстроить его. Перед его глазами ярко предстало все, что скрывалось за этими словами. Как и он, Рейф был крупного телосложения, ребенок, наверное, тоже родится крупным.
Когда раздался стук, Эллиотт подскочил к двери, прежде чем Хенлоу успел приблизиться к ней. Вошел врач. К недовольству Эллиотта, тот был весел и совершенно спокоен. Врач стряхнул снег. Эллиотт сердито подумал, что всем покажется, будто ничего серьезного не случилось.
Доктор Гамильтон взглянул на него:
— Милорд, вы тут ничем не сможете помочь, так что нет причин для беспокойства. Я полагаю, у вас железные нервы. А теперь мужайтесь и не спешите прикладываться к бренди.
Эллиотт остался у лестницы, чувствуя себя брошенным и бесполезным. Прошло семь часов. Вышел доктор и отобедал. Сообщил, что дела идут медленно, но вполне обычным чередом. Мэри Хамбл, девушка из городка, которую Арабелла наняла в качестве няни, приехала в радостном настроении. Вышла раскрасневшаяся миссис Найт, сообщила, что беспокоиться нечего, и снова исчезла. Эллиотт волновался.
Когда часы пробили четыре, он открыл дверь, прошел через холл и поднялся по лестнице. Услышал крик Арабеллы. Нет. Он больше не оставит ее одну. Судя по всему, Белла уже прошла стадию, когда, по ее мнению, можно было встревожить мужа.
Над постелью натянули простыню. Гамильтон стоял в ногах, экономка терла спину Арабеллы, Гвен держана ее за руку. Белла побледнела, покрылась потом, волосы прилипли к лицу. Она казалась изможденной, но широко раскрыла глаза, заметив его. Тут у нее начались очередные схватки, она напряглась. Видно было, что сдерживает крик.
— Я здесь, — сказал Эллиотт, отталкивая Гвен и беря ее за руку. — Я не уйду, а вы кричите, сколько вам хочется. — Она повернула голову и взглянула на него, затем сжала его пальцы, точно в предсмертных судорогах.
После этого Эллиотт забыл о времени и думал только о женщине, лежавшей на постели. Когда судороги стали усиливаться, он мысленно передавал Арабелле всю свою силу и волю, молился за нее и за то, чтобы все скорее кончилось.
Вдруг все умолкли, на мгновение воцарилась тишина, врач приказал: «Тужьтесь!» — и наклонился к роженице. Недовольный крик ребенка огласил все вокруг.
