Элизабет Хойт - Скандальные наслаждения
Она сжала руку Максимуса дрожащими пальцами.
– Ты не можешь арестовать Гриффина. Не можешь.
Глаза у Максимуса подозрительно сощурились.
– Гриффина?
Это случилось – она выдала себя. Она потеряет Максимуса, потеряет семью, друзей.
Геро убрала ладонь с рукава брата и крепко стиснула руки перед собой. Она должна помнить, что они находятся в зале полной людей.
– Ради меня, Максимус, – прошептала она, почти не разнимая губ. – Обещай, что ты не тронешь его.
Вокруг них слышались разговоры и громкий смех, но Максимус стоял подобно каменному изваянию и молчал.
Геро закрыла глаза и стала молиться.
Наконец брат заговорил:
– Кем бы Рединг ни был для тебя, это необходимо немедленно прекратить.
Геро открыла глаза. Лицо брата было бледным и напряженным, на губах – ни кровинки. Она хотела что-то сказать, но он резко и повелительно поднял руку.
– Подожди. Я не предприму против него никаких действий. Ради тебя. Но за это ты пообещаешь мне, что оставишь его. Геро, он перегоняет джин. – Это слово плевком слетело с его губ.
Она опустила голову, от сердца отхлынул ужас.
– Я жду, сестра.
Геро молча кивнула.
Максимус глубоко вздохнул. Она вдруг почувствовала, что он натянут как струна и что по его телу пробежала дрожь, как у беговой лошади, которую сдерживают у барьера на старте.
– Мы больше не будем об этом говорить, – тихо произнес он.
Они степенно приблизились к Мэндевиллу. Геро с трудом справилась с дыханием.
Первое, что они услышали от Мэндевилла, не способствовало ее спокойствию:
– Уэйкфилд, дорогой. – Мэндевилл поклонился им обоим, потом сдвинул брови. – Миледи, мне придется сделать выговор моему брату. Он, кажется, оставил вас одну.
– Это не важно, – сказала она. – Я уверена, что ему было нужно с кем-то поговорить.
Джентльмены пробормотали что-то неразборчивое. А затем Максимус начал обсуждать с Мэндевиллом билль, который хотел представить в парламент.
Геро внимательно прислушивалась, пока не уверилась, что билль не имеет отношения к джину. Тогда она с заинтересованным выражением лица стала думать о своем. Она закрылась веером и украдкой оглядывала залу. Гриффин сегодня был в синем с золотой обшивкой фраке, и на какой-то момент ей показалось, будто среди танцующих менуэт мелькнули его широкие плечи. Нет, это не он. Она собиралась предупредить его. Но как это сделать, если ее не должны видеть в его обществе?
Может, завтра послать ему домой записку?
Максимус поклонился и распрощался, но Геро почти этого не заметила, настолько была поглощена тем, что искала глазами Гриффина.
– Я должен извиниться и за своего брата, и за себя, – сказал Мэндевилл.
Геро подняла глаза – он смотрел на нее.
– Я тоже невнимателен к вам, как и мой брат, – продолжал Мэндевилл. – Боюсь, что не был достаточно внимательным женихом последние несколько дней.
– Милорд, у меня не было недостатка в вашем внимании, – возразила она… и ей стало больно и стыдно.
Он нахмурился:
– Вы, как всегда, очень добры, миледи, но я действительно был невнимателен. – Он помолчал. – Я восхищаюсь герцогом. Он, я думаю, один из наших признанных национальных лидеров. Может даже показаться, что я порой забываю, что это вы, кому я дал торжественное обещание жениться, а не ему.
У Геро дрогнули губы при мысли о Мэндевилле и брате, идущих к алтарю. Она подавила улыбку. Не стоит показывать, что его слова ее развеселили, – это заденет его чувства, а он ведь говорил от всего сердца.
Геро положила ладонь ему на руку.
– Уверяю вас, милорд, что он также восхищается вами. И я не отношусь ревниво к тому времени, что вы проводите с моим братом. Я знаю: вы оба решаете серьезные государственные дела. И рада, что наше правительство в таких надежных руках.
Мэндевилл искренне улыбнулся ей, что случалось крайне редко. Его лицо сразу сделалось по-мальчишески привлекательным. И она вспомнила, как эта улыбка расположила ее к нему. Может, благодаря этой улыбке она и согласилась стать его женой?
Он поклонился:
– Пойдемте, моя дорогая, посмотрим, что ждет нас в столовой.
И Геро в полном смятении последовала за ним.
Может, с него вполне достаточно интимных свиданий на балах и светских раутах? Эта мысль впервые посетила Гриффина. Одних дам возбуждала опасность быть обнаруженными, а для других было проще встретиться на балу, чем рисковать, позволяя ему влезть ночью к ней в окно.
Подобные изощренные способы обольщения сиюминутно оказывались привлекательными, но после легко забывались. Бесконечная суета в чужих темных гостиных со временем приелась.
Геро была другой. И в этом он успел убедиться… и не один раз.
Как только он вернулся в бальный зал, все его внимание было приковано к ней. Жалела ли она о случившемся? Возможно, в этот самый момент она думала о том, как отвратительно и низко устраивать любовные свидания на светском приеме? Черт! Ему не нужно было преследовать ее в том коридоре. Геро не похожа на циничных, обольщенных им матрон. Она живет в нереальном мире, она горда, уверенна в своей непогрешимости. А он – тот мужчина, который взялся доказать ей, что ничто человеческое ей не чуждо.
Эта мысль ему не польстила. И что хуже – такая вот женская непорочность может заставить повесу подумать о собственном исправлении. Он так громко хмыкнул, что дородная дама рядом с ним вздрогнула. Может, ему пора остепениться и проводить вечера, сидя у камина с чашкой теплого молока?
Грустные мысли были нарушены появлением Мегс, такой хорошенькой в желтом платье с черной и красной вышивкой. Правда, она немного смахивала на цветок лютика.
– Ох, Гриффин, – вздохнула она, увидев его.
Он поднял брови и насмешливо произнес:
– Ох, Мегс.
Она неуверенно теребила складки юбки.
– Как ты думаешь, джентльмен может захотеть меня поцеловать?
– Надеюсь, не тогда, когда я рядом, – проворчал Гриффин.
Она выкатила глаза.
– Я не могу вечно оставаться девицей, Гриффин. Я рассчитываю когда-нибудь иметь детей, которые появятся на свет не в результате божественного чуда. Конечно, – тут она вдруг сникла, – если хоть какой-то мужчина проявит желание взять меня в жены.
Гриффин подозрительно посмотрел на нее:
– Что этот осел Боллингер сделал?
– Лучше сказать, чего он не сделал, – со стоном ответила Мегс. – Он отказался пройти со мной в сад.
– И правильно, – сказал Гриффин. Одному богу известно, что может случиться на балу в саду. Уж кто-кто, а он-то знает.
