Лаура Кинсейл - Благородный разбойник
– Спаси его Господи. Он любит тебя.
На миг что-то промелькнуло в черных глазах пирата, как в тот момент, когда он смотрел в зеркало и просил отца не убивать его во сне. Элейн вспомнила о тренировках на острове, пробах на яд, о том, с каким страхом и гордостью мальчик раз за разом подавал вино Иль-Корво.
– Если ты готовил его для убийства Франко Пьетро, если это твои намерения, – процедила Элейн, кривя губы, – то, клянусь Богом, я сама отправлю тебя в ад. Любым возможным способом.
Пират смотрел на нее долгим немигающим взглядом. Она бы столкнула его в ловушку, пронзила бы его собственным кинжалом. Она с ужасом ждала ответа.
– Я сказал, что сам убью Франко Пьетро, – мрачно улыбнулся он. – Такое удовольствие я не хотел бы уступить ребенку.
Элейн осторожно выдохнула. Глаза наполнились слезами, в носу защипало.
– Не уверена, что это большая заслуга. Но рада это слышать.
– Иди сюда, ведьма. Дай мне расчесать твои волосы. Пусть тебя успокоит мысль о том, что Дарио позаботится о Маттео и ребенке. Он привезет их другим путем на встречу с нами.
Элейн быстро вытерла глаза, села на кровать, и он продолжил свою работу.
– Пожалуй, ты в самом деле убила бы меня, – задумчиво сказал пират. – Или попыталась бы.
– Да. И убью, если понадобится.
Его рука замерла. Наклонившись, он прижался губами к ее волосам. Он мог ласкать ее или задушить, однако не сделал ни того, ни другого, лишь тихо произнес:
– Да простит тебя Господь.
– За что?
– Однажды я сам был Маттео.
– Ты имеешь в виду – заложником? – дрожащим голосом спросила Элейн.
– Да. Хотя и не столь ценным, как Маттео. Просто орудием в руках моего отца.
– Ужасно!
– Правда? Не знаю. Но меня бы весьма ободрила мысль, что есть человек, способный обуздать меня.
– Тогда оставь в покое Маттео. И других.
– Хочешь быть моей совестью, ведьма? – насмешливо поинтересовался он.
– Я не шучу.
–Я тоже. Мне бы она не помешала.
Священник в Сейвернейке наверняка пришел бы в отчаяние или расхохотался, узнав, что Элейн призвана охранять чью-то совесть. Она вспомнила собственные прегрешения, в которых, честно говоря, никогда не раскаивалась. Вспомнила озеро, воду, стекающую с лица пирата, его покорно склоненную голову...
– Что я могу сказать тебе о совести? – с горечью прошептала она. – Это все равно что просить чертенка наставлять дьявола в добродетели.
Он поцеловал ей шею. Элейн откинула голову и закрыла глаза.
– Я буду слушаться, – тихо сказал пират. – Я постараюсь.
– Теперь это невозможно остановить, да? Невозможно отказаться от твоего плана?
– Нет. Он уже в действии.
– Тогда о чем тут спрашивать. Остается лишь идти вперед, стараясь не делать ошибок. Пират тяжело вздохнул.
– На этот раз я не сделаю ошибок.
Его руки спускались вниз, гладили ей плечи, грудь. Потом он вдруг опрокинул ее на кровать и так нежно поцеловал, что ей хотелось заплакать.
– Я не обману твоих надежд, – шептал он.
Но Элейн отвергла его нежность. Запустив пальцы ему в волосы, она притянула его к себе и жадно завладела его ртом. Он хрипло засмеялся и отпрянул, лицо у него пылало.
– Думаешь таким способом подчинить меня, – сказал он, тяжело дыша.
Она посмотрела на него из-под ресниц, взяла его руку, прижала к щеке, а потом больше не могла сдержаться и укусила за пальцы, внимательно наблюдая, как темнели его глаза в ответ на каждый укус.
– Ты мой.
Пират снова засмеялся и оглядел комнату, будто только что проснулся.
– Да, – кивнул он. – Дьявол придает мне силы. В этом ты права.
Игра в шахматы доказала, что ее власть над ним отнюдь не безгранична. Со скрытой насмешкой, стараясь не приближаться к ней, он ходил по комнате, пока Элейн мрачно глядела на доску. Хотя в Сейвернейке она постоянно обыгрывала Кару, сэра Гая и даже Раймона, но для Рейвена она не была достойным противником. За какой-нибудь десяток ходов ее король уже пятый раз подряд оказался в безвыходном положении.
– Сыграем в кости? – недовольно спросила она.
– Ты предпочитаешь возможность схитрить?
– Не знала, что я такой жалкий игрок.
Он с улыбкой взял ее белого короля и поставил в центр доски.
– Ты не худшая.
Элейн молча смотрела на короля из слоновой кости, немного расстроенная тем, что далеко не столь искусна, как себе представляла. Его фигуры, вырезанные из темно-красного прозрачного камня, блестели в свете лампы.
– Я учился играть с отцом. И никогда не выигрывал. – Он перекинул ногу через резной деревянный подлокотник. – Но у Франко Пьетро я мог выиграть пять из семи партий.
Элейн подняла глаза. Он выглядел большим черным котом, лежащим на стуле и наблюдающим за нею.
– Ты с ним играл?
– Много раз. До того как он изгнал меня.
– Вы когда-то были друзьями?
– Никогда. Мой отец позволил Риате взять меня, семилетнего ребенка, в заложники как гарантию их соглашения. Не знаю какого. Франко был на несколько лет старше и очень не любил незаконнорожденного отпрыска Навоны. – Пират улыбнулся. – Я не пошел исповедоваться их жалкому священнику, который хотел от меня больше чем исповеди. Тогда Франко раздел меня перед всей семьей, в том числе перед женщинами, а потом водил на поводке, как собаку. И я ножом выколол ему левый глаз.
– Господи! – воскликнула Элейн.
– Один из нас убьет другого, Елена. Это несомненно.
Она покачала головой.
– Полагаю, я не смогу отговорить тебя от этого?
– Чтобы я ждал, пока он явится за мной? – Пират указал на доску. – Неудивительно, что ты проигрываешь в шахматы, принцесса.
Элейн встала.
– Ты сказал, что Риата держал в заложниках и меня. Просто чудо, как я осталась в живых.
– Да. Но ты представляла для них ценность. Они были уверены, что ради тебя Кара убьет Меланту.
Он явно хотел поразить ее, она это видела. Уму непостижимо. Кара, ее сестра, могла убить леди Меланту? Вообще кого-либо убить? Нелепо. И все же Элейн отвернулась, как будто, закрыв глаза, можно было вычеркнуть из памяти мольбы Кары, ее безумный взгляд, холодное спокойствие в голосе крестной, когда та говорила, что Элейн должна выйти за Риату и здесь уже ничего не поделаешь.
– Кара пыталась, – сказал он. – Только не имела для этого ни сноровки, ни мужества.
– Слава Богу. Я бы не хотела, чтобы она из-за меня совершила убийство.
– Нет? Ты ведь только что поклялась убить меня из-за Маттео, если понадобится. Но тут, я полагаю, есть разница.
