Лори Коупленд - Достойный любви
Мэгги неодобрительно посмотрела на него.
— Я этого не говорил!
— Лучше и не пробуй.
— Вот что он сказал: «Убирайся, задница!»
Вильсон ковырял вилкой в тарелке.
— Он не мог обращаться ко мне, потому что меня не видел. К тому же он никогда не называл меня задницей, каким бы сумасшедшим он ни был.
— Сидя на карнизе? — спросила Мэгги. Смысл этих слов только что дошел до нее.
— Да. В шах…
Мэгги всплеснула руками:
— В шахте?
Вильсон быстро набивал рот едой, чтобы невозможно было отвечать.
— Вильсон, держись подальше от этой шахты!
Вильсон взглянул на нее. Его щеки стали круглыми, как у хомяка.
— Они сейчас там проводят взрывы, а это очень опасно! — предупредила Мэгги.
Кивая, Вильсон продолжал нарочито громко жевать.
Мэгги села, разворачивая салфетку.
— Что касается Горди, меня не волнует его необычное поведение. Ему приходится думать о многом. Твоя очередь произносить молитву.
Глотая, Вильсон склонил голову:
— Господи, пожалуйста, помоги нам, мы в беде.
Мэгги косо на него посмотрела.
— Спасибо тебе за эти вкусные пирожки. Даже, если у нас нет мяса для начинки, пирожки лучше, чем ежедневная фасоль. Аминь.
— Аминь, — повторила Мэгги.
— Мэгги, наши дела плохи?
Он видел, что они добывали очень мало золота и Мосес постоянно ругалась из-за происшествий в шахте.
— Боюсь, что так, Вильсон.
Он расстроился, поймав печальный взгляд Мэгги.
— Нам придется вернуться в Англию?
— Надеюсь, что нет, но возможно. У нас кончаются деньги, а зима уже не за горами.
— Я не хочу возвращаться назад. Тетя Фионнула очень зла на нас.
— Нет, что ты!
— Откуда ты знаешь? Она отвечала на твои письма?
— Нет, — призналась Мэгги. — Она не писала, но это не значит, что она зла на нас. Мы — одна семья. Если наступят худшие времена, я просто уверена, что она разрешит нам вернуться.
— О Боже!
У него было более подходящее словцо, но тогда бы его отправили снова мыть рот с мылом.
— А что же будет с Горди? Мы же не можем возвращаться в Англию без него?
Горди теперь стал как бы членом их семьи. Они любили его. У него никого не было, кроме них. Тетя Фионнула, возможно, разрешит Мэгги и Вильсону вернуться, но ни за что не позволит Горди пройти через парадную дверь. Его впустят только через черный ход, как и других, таких же, как он.
Вздыхая. Мэгги откусила пирожок.
— Не знаю, что и делать с Горди.
Ей бы хотелось что-нибудь сделать. Она вспомнила те сумасшедшие вещи, которые они вытворяли вместе. Наверное, она бесстыдница? Она улыбнулась.
— Почему он ведет себя как сумасшедший?
— Вильсон, можно с тобой поделиться?
Он сразу стал старше, значительно мудрее детей своего возраста, тем Вильсоном, с которым она всегда делилась своими проблемами. И сейчас ей нужен был старый друг.
— Конечно. Можно я съем еще один пирожок?
— Можно. Я горжусь тобой, твой язык значительно улучшился.
— Я работаю над своим английским и пытаюсь научить Батча правильно писать. Только сегодня, когда миссис Перкинс вышла из класса, он подошел к доске и написал: «Мир на Зимле». Я сказал ему, что нужно писать «на Земле», но он сказал, что написал верно. Я пытался убедить его, но он не слушал.
— Куда только смотрят его родители? — задала Мэгги риторический вопрос.
— Я слышал, как миссис Перкинс говорила, что ей кажется, будто его воспитывали волки. Это возможно?
— Нет. Миссис Перкинс пошутила.
— Что ты хотела мне сказать?
— Пообещай, что никому ничего не скажешь.
— Кому мне говорить?
В последнее время с ним почти никто не общался.
— Т.Г., например.
Вильсон быстро отхлебнул молока, вспоминая неприятности, которые последовали за его разговором с Горди о женитьбе.
— Горди утверждает, что видел Батте Феспермана.
Она положила ему в тарелку пирожки, следя за его реакцией.
Мальчик спокойно смотрел на нее, ожидая продолжения.
— Привидение! Т.Г. говорит, что видел привидение, — повторила Мэгги, надеясь, что Вильсон воспримет это так же, как и она.
— Он ему понравился?
— Вильсон! Это — ненормально. Привидений не существует!
— Кто сказал?
— Все говорят…
— Не все. Я слышал, как Мосес и другие женщины говорили о привидении. И они верят в его существование. Они говорили, что он подлый су… Говорили, что он подлый и они устали с ним бороться.
— Когда они об этом говорили?
— Сегодня, — сказав это, мальчик отвернулся, — когда меня не было в шахте.
Ее сердце екнуло. Если Мосес уйдет, они приговорены.
— Я в растерянности. Не знаю, чему и верить. Происшествий на шахте слишком много.
Сколько неприятностей может свалиться на голову одному человеку!
— Горди говорил, что видел его, да? — Вильсон говорил так, как будто это было очевидно.
— Да. Он говорит, что видел его несколько раз.
— А он больше не носит с собой фляжку?
— Нет. Я почти уверена, что он не пьет, Вильсон. Я думаю, что он просто был растерян и одинок, когда мы его встретили. Теперь у него появилась цель в жизни.
— Ему просто нужно, чтобы кто-то его любил, да, Мэгги?
Она заулыбалась:
— Думаю, что так. Сейчас это совсем другой человек, чем он был несколько недель назад.
— И мы его любим, не так ли?
На этот раз отвернулась она.
— Ешь, а то остынут.
— Но ведь мы действительно любим его, да? Я не скажу ему, если ты не захочешь.
— Да, мы любим его, — уступила она. — Сильно. Ужасно сильно.
— Вильсон думает, что ты сумасшедший.
Тем же вечером Мэгги разговаривала с Гордоном, стоя в дверном проеме. Убеждать ее в обратном было бесполезно, хотя он был уверен в своей нормальности, за исключением тех случаев, когда она была поблизости. Он знал, о каком инциденте говорит Мэгги. Сегодня днем Вильсон подслушал его разговор с Батте.
Пожимая плечами, он лег на кровать.
— Скажи Вильсону, чтобы он не переходил границ дозволенного.
Мэгги вошла в палатку и опустила за собой полог.
— Честно, Горди. Он подслушал тебя сегодня, тебе следует быть более осторожным. Все время от времени говорят сами с собой. Но когда ты начинаешь отвечать кому-то, в этом что-то не гак.
Она подошла к огню и стала греть руки.
Черт возьми! Она выглядела замечательно. Горди было очень тяжело все это время пытаться не думать о ней. Не то, как она была одета, делало ее привлекательной, на ней было то же самое платье в цветочек, которое она периодически чередовала с платьем в голубую полоску (эти платья, выцветшие и поношенные, изначально не были предназначены для того, чтобы приковывать взгляды мужчин), а то, как она носила одежду. Один ее вид заставлял волноваться мужчин.
