Виктория Холт - Дорога на Компьен
В детской она увидела двух служанок и по их лицам поняла, что произошло что-то ужасное. Служанки молчали, и сердце мадемуазель де Роман сжалось от невыносимого страха. Она бросилась к колыбели. О, Боже! Колыбель была пуста!
— Мой сын! — крикнула она. — Мой сын... Возле нее остановились гвардейцы.
— Мадам, — услышала она и почувствовала мягкое прикосновение чьей-то руки. — Поймите, вы не можете взять ребенка с собою в монастырь.
— Где мой сын? Где он, где... где?!
— Он там, где о нем хорошо позаботятся. Поверьте.
— Отдайте его мне, — зарыдала Мадлен де Роман. — Отдайте мне сына.
Гвардейцы лишь покачали головами и отвели в сторону глаза. Они и сами с трудом сдерживали слезы и старались не выдать своего смущения.
Но мадемуазель де Роман ничего этого не замечала. Рухнув на пол возле колыбели, она безутешно рыдала, зовя своего сына...
ПОСЛЕДНИЙ ПУТЬ — В ПАРИЖ
Семилетняя война завершилась, наконец-то настал долгожданный мир, и Франция теперь могла позволить себе зализывать свои раны и оценить, что принесли ей затянувшаяся борьба, гибель множества людей, непосильное бремя налогов, разрушение материальных ценностей.
Итоги оказались весьма неутешительны. Франция потерпела сокрушительное поражение.
Канада теперь окончательно перешла во владение Англии, а интересы Франции в Индии были ущемлены, и выиграла от этого все та же Англия.
План Шуазеля умиротворить Францию с помощью Фамильного договора оказался бедственным для Испании. Едва лишь этот договор был анонсирован, как Питт с превеликим удовольствием объявил Испании войну, в результате которой она была побеждена Португалией, союзником Британии, и Куба стала владением Англии. Французский флот был почти полностью уничтожен.
Питт, однако, не получив поддержки герцога Ньюкастлского и остальных вигов, вынужден был уйти в отставку. Лорд Бьют, занявший его место, не обладал гениальностью своего предшественника, и успехи Британии в установлении мира были не столь велики, как могли бы быть.
Положение Питта тем не менее оставалось достаточно прочным, и он настаивал на разрушении Дюнкерка как «очевидного воплощения ярма, тяготеющего над Францией», и считал это принципиально важным делом. Но стремление Бьюта как можно скорее закончить войну привело к тому, что Мартиника была возвращена Франции, а Куба и Филиппины — Испании.
Фридриху Прусскому пришлось воевать против Австрии в одиночку, но когда он вторгся в Силезию, между двумя этими странами установился мир, и в Хубертсбурге был подписан договор.
Британия оказалась единственной страной, победоносно вышедшей из этой долгой войны. Она владела всей Северной Америкой, значительной частью Индии и задавала тон в мировой торговле, а это было именно то, к чему она всегда стремилась. Мария Терезия не извлекла в результате войны почти никаких выгод, но получила субсидии, которые выделило ей проавстрийское Министерство Шуазеля. Фридрих завладел Силезией, но вынужден был вернуться в Берлин, разграбленный русскими так, что большая часть богатств города оказалась для Фридриха утраченной, а население Берлина уменьшилось.
Ну а что же Франция? Чем кончилась для нее эта тянувшаяся семь долгих лет война? Эти вопросы не могли не волновать многострадальное население несчастной страны. Крушение империи, потеря флота. Поражения армии, столь тяжелые и постыдные, что никто давно уже не верил в ее силу и не скоро поверит. Таковы были прискорбные итоги Семилетней войны для Франции. Если мир, наступивший после войны за австрийское наследство, был «глупым миром», то нынешний мир можно было назвать «позорным».
Последовали распоряжения о торжествах и празднествах. Франция была за мир. Пусть народ радуется. Пусть верит, что впереди его ждут лучшие времена. Недалеко от подвесного моста Тюильри на новой площади Людовика Пятнадцатого установили новую статую короля.
Народ, однако, отказывался участвовать в празднествах. Во всяком случае, выражению всеобщего ликования мешало ненастье. Уныло свисали намокшие под проливным дождем полотнища флагов, а порой ветер и вовсе швырял их на землю. Казалось, сама стихия смеялась над глупостью французов, вознамерившихся радоваться в их нынешнем положении.
Вокруг вновь воздвигнутой статуи короля что ни утро появлялись новые плакаты, один язвительнее другого...
***
Шуазель встретился с королем и маркизой во дворце Шуази. Король казался подавленным. Ничего удивительного, подумал герцог. Население Парижа день ото дня выказывает все меньше почтения своему монарху. Не далее как вчера на новую статую короля кто-то повесил плакат: «Согласно предписанию Королевского монетного двора настоящим объявляется, что Луи высекли недостаточно и высекут еще».
Король делал вид, что подобные насмешки ничуть не задевают его, но в глубине души очень огорчался, что ему лишний раз дают понять, как ненавидят его подданные.
Маркиза выглядела изможденной. Ей становилось все труднее и труднее скрывать свою болезнь. Герцог знал от своих вездесущих соглядатаев, что она в последнее время вынуждена подкладывать в одежду вату, чтобы никто не замечал ее худобы. Выручали маркизу и косметические ухищрения, но сейчас, в эти утренние часы и они были бессильны утаить правду.
Соглядатаи Шуазеля доносили ему, что у маркизы кровохарканье и проявляется это все чаще и чаще, причем сопровождается мучительными головными болями, из-за которых маркиза порой не может покинуть своих апартаментов и бывает вынуждена целыми днями оставаться в постели.
Маркиза — хороший друг ему, думал Шуазель. И останется другом, пока жива. Вот только едва ли проживет она долго. А тогда, думал Шуазель, тогда, дорогая сестра, придет наше с вами время.
Далеко идущие планы ждали своего осуществления. Герцогиня де Грамон, естественно, займет то место, которое сейчас занимает маркиза. Нет, это будет даже более выгодное место, потому что его сестра сумеет играть роль и любовницы, и друга. И кто возьмется предсказать сейчас, что ждет тогда его сестру? Мадам де Ментенон служила ярким примером для всех умных женщин. А когда рядом с умной женщиной влиятельный, могущественный, горячо любящий ее брат, крепко держащий в своих руках бразды правления, кто может заранее знать, чего достигнет эта женщина?
Да, впереди у Шуазеля славное будущее. У него не было оснований огорчаться, видя короля озабоченным, а маркизу — больной и изнуренной.
— Мадам, — сказал Шуазель, — с позволения Его Величества и вашего я принесу вам скамеечку для ног.
