Виктория Холт - Дорога на Компьен
— Вот как! Она, пожалуй, немного самонадеянна.
— Ее ни с того, ни с сего обуяла мысль, что я намерен признать ребенка.
— Похоже, она пытается принудить Ваше Величество принять такое решение. Не очень-то умно с ее стороны.
— Она гордится своим сыном, — сказал король, как будто оправдывая мадемуазель де Роман.
— Гордость может стать опасной. Может быть, это и плохо, что мадемуазель де Роман никогда не была в Версале. Здесь бы она научилась вести себя прилично. Ее поведение в настоящее время... несколько вульгарно, вы не находите?
— Ничего подобного не было до рождения ребенка, — сказал король. — Я думаю, во всем виноваты ее материнские чувства.
Маркиза не на шутку встревожилась. Король по-настоящему оправдывал эту женщину. Значит, она была для него больше, чем «петит метресс ».Он не думал расставаться с ней. Маркиза достаточно хорошо знала короля. Если мадемуазель де Роман станет просить его о чем-нибудь, когда у него будет подходящее настроение, он выполнит все, чего она ни пожелает.
Поразительно красивая женщина, не лишенная ума и знаний, мать ребенка, красота которого феноменальна... маркизе нетрудно было понять, что мадемуазель де Роман может занять ее место. Для этого у нее есть все необходимые достоинства.
— Меня всегда страшно огорчало, — сказала маркиза, — слышать, как простой люд склоняет ваше имя. Боюсь, что мадемуазель де Роман, ослепленная своей любовью к ребенку, дает, к сожалению, повод для этого.
Луи кивнул.
— Ваше Величество позволит мне объяснить этой женщине... дать ей понять, что она ставит вас в неловкое положение своими слишком настойчивыми просьбами и создает нежелательное мнение о ней самой и — что непростительно — о короле? Поверьте, Ваше Величество, я постараюсь сделать это как можно более осторожно. Думаю, лучше всего было бы, чтобы молодая женщина и ее ребенок на некоторое время покинули Париж. Они смогут вернуться, когда будут позабыты все эти сплетни.
Король в это время отвернулся от маркизы, залюбовавшись бассейном Нептуна.
Он очень любил свою прекрасную Мадлен. Он испытывал нежные чувства к ребенку. Но Мадлен очень изменилась после рождения сына и создала действительно несколько затруднительную ситуацию вокруг себя. Луи прикоснулся своей рукой к руке маркизы.
— Дорогая, я знаю, — сказал он, — что могу, ничего не опасаясь, передать это деликатное дело в ваши руки.
— Благодарю вас. Я предлагаю временно поселить мадемуазель де Роман в женском монастыре... не очень далеко от Парижа, так, чтобы вы, Ваше Величество, могли навещать ее, когда пожелаете.
— Мне кажется, это очень удачная мысль.
— В таком случае я займусь этим, и вам больше не о чем беспокоиться. У вас есть более важные и неотложные дела.
Мсье де Шуазель просил сегодня аудиенции у Вашего Величества. Он должен прибыть с минуты на минуту.
— Вот как? Значит, нам надо вернуться в Шато, — сказал король.
***
Мадемуазель де Роман накормила ребенка, и он уснул в своей колыбели, когда служанки пришли сообщить ей, что внизу дожидается посыльный из Версаля.
— Наконец-то! — воскликнула мадемуазель де Роман. — Это то, чего я ждала. Меня вызывают в Версаль. Ну что, не говорила я вам?
Она повернулась к спящему ребенку и поцеловала его.
— Я скоро вернусь, мое бесценное Высочество, — прошептала она. — Скоро и вы поедете в Версаль.
Мадемуазель де Роман сошла вниз по лестнице. Ее ожидал посыльный от короля. Он был не один, с ним пришло несколько королевских гвардейцев.
Мадемуазель де Роман удивилась этому, но, будучи ко всему готова, тепло приветствовала посыльного.
— Вам письмо от короля, — сказал ей посыльный.
Она взяла из рук посыльного и прочла его. Письмо ошеломило мадемуазель де Роман. Она перечитала его еще раз. Ослабев от испуга, мадемуазель де Роман почувствовала, что у нее подкашиваются ноги, и села. Такого письма она не ожидала. Это было устрашающее письмо, одно из тех, о которых по всей Франции ходило столько противоречивых толков. Это был королевский указ об изгнании, означавший, без указания каких бы то ни было причин, отправку человека в ссылку или заточение в тюрьму — просто потому, что таково было желание короля.
И вот теперь король желал, чтобы она, мадемуазель де Роман, немедленно удалилась в женский монастырь за пределами Парижа и жила бы там, пока не получит предписания короля вернуться в свой дом. — Это, вероятно, какое-то недоразумение, - сказала она. — Письмо предназначено не мне.
— Вы мадемуазель де Роман?
— Да... я.
— Значит, письмо адресовано вам.
Казалось, она сейчас лишится чувств, и двое гвардейцев подхватили ее и усадили в кресло. В проеме двери показалась бледная, как мел, служанка:
— Мадам! — пронзительно крикнула она. — Они наверху... Но кто-то из гвардейцев прервал ее:
— Принесите что-нибудь, чтобы привести в чувство вашу хозяйку. Она в обмороке.
***
К мадемуазель де Роман вернулось сознание. Она все поняла. Это происки маркизы. О, как же она была глупа! Как глупо было хвастаться перед маркизой своим сыном! Как могла она не понимать, что чувствует маркиза, глядя на нее и на ее дитя! Могущественные министры падали ниц перед этой женщиной, а она, всего лишь Мадлен де Роман из Гренобля, посмела возгордиться и соперничать с маркизой.
Она не хотела этого. Она никогда не помышляла о попытке оттеснить маркизу с той исключительной позиции, которую та занимала при дворе.
Все, чего она хотела, — это признания для своего сына. И вот теперь — изгнание.
Двое мужчин, стоявших возле мадемуазель де Роман, сочувствовали ей. Такая красивая, высокая, статная и сильная на вид — тем более жалкой казалась она в своем несчастье.
— Мадам, — смущенно промямлил один из этих мужчин, — в монастыре вам будет хорошо...
— Что будет с моим сыном? — спросила она.
— Идемте, мадам. — Гвардейцы немного растерянно взглянули друг на друга. — Нам нельзя больше задерживаться, приказано проводить вас туда. Карета ждет...
— Я хочу написать ответ королю.
— Нам приказано сразу же доставить вас туда.
— Тогда я напишу ему оттуда.
— Конечно, мадам.
— Я поднимусь по лестнице и возьму с собой сына.
— Нельзя, мадам.
Но она не послушалась гвардейцев и в мгновение ока взбежала по лестнице. Гвардейцы последовали за ней, словно боялись упустить ее из виду.
В детской она увидела двух служанок и по их лицам поняла, что произошло что-то ужасное. Служанки молчали, и сердце мадемуазель де Роман сжалось от невыносимого страха. Она бросилась к колыбели. О, Боже! Колыбель была пуста!
