Анн Голон - Анжелика. Маркиза Ангелов
День выдался ясным.
На небе не было ни облачка, крыши домов тонули в лазурной синеве, и можно было подумать, что это Юг, преддверием которого когда-то считался Пуату. Колокола звонили к вечерне, извещая о начале молитвы «Ангелюс»[75].
Теперь колокольный звон будет в течение пяти лет отсчитывать для Анжелики дни и часы. Пуатье — город церквей и монастырей. Именно колокола устанавливали ритм жизни всех этих людей в сутанах и их учеников, таких же веселых и шумных, насколько тихими и спокойными выглядели их наставники. Священников и бакалавров можно было встретить на перекрестках улиц, ведущих вверх, и в прохладных тенистых аллеях, на площадях и в местах, где обычно располагались паломники.
Перед собором дети барона де Сансе расстались. Монастырь урсулинок находился немного левее, над речкой Клэн, тогда как коллеж отцов-иезуитов располагался на самой вершине холма. Из чувства неловкости, присущей юности, расстались почти молча; одна Мадлон, обливаясь слезами, поцеловала братьев на прощание. Монастырские ворота закрылись за Анжеликой.
Только намного позже она поняла, что мучительное ощущение нехватки воздуха, связано с тем, что ее лишили свободы, простора. Вокруг стены, одни только стены и решетки на окнах. Монастырские воспитанницы Анжелике не понравились. Она с детства привыкла играть с деревенскими мальчиками, которыми всегда верховодила, они восхищались ею и следовали за ней повсюду, а здесь, среди родовитых и богатых воспитанниц, место Анжелики де Сансе оказалось в самых последних рядах.
Ко всему остальному добавилась пытка тесным корсетом на китовом усе, он сильно утягивал девочек, придавая им горделивую осанку королевы, которая всю жизнь оставалась неизменной в любой ситуации. Анжелика была крепкой, сильной, изящной от природы и легко могла бы обойтись без этого каркаса, но так уж повелось с давних времен, и не только в монастырях. Анжелика, слушая разговоры старших воспитанниц, поняла, что корсеты в женском туалете играют очень важную роль. Пансионерки оживленно обсуждали то, какими должны быть корсетные кости и особый пластрон в форме утиного клюва, в который для большей жесткости вставляли картон или металлические пластинки, украшали его вышивкой, бантами, кружевами и драгоценностями. Он особым образом поднимал грудь, что казалось, она вот-вот вырвется из корсажа. Все эти ухищрения обсуждались воспитанницами тайком, хотя монастырь готовил девочек как раз к замужеству и светской жизни.
В монастыре девушек учили танцевать, приседать в изящных реверансах, играть на лютне и на клавесине, поддерживать разговор с двумя-тремя подругами на заданную тему, искусно обмахиваться веером и накладывать румяна. Обучали воспитанниц и домоводству. Для того чтобы подготовить девочек к ударам судьбы, которые может послать им Небо, учениц заставляли выполнять грязную и тяжелую работу. Они по очереди трудились в кухне и в прачечной, зажигали и чистили лампы, мыли и подметали полы. Также в монастыре девочки получали элементарные знания по географии, истории, которые излагались крайне сухо и неинтересно, мифологии, арифметике, теологии и латыни. Много внимания уделялось стилистике, ведь именно женщины увлекались эпистолярным искусством, а переписка с друзьями и родственниками считалась одним из самых важных занятий светской дамы.
Нельзя сказать, что Анжелика была непокорной, но и особой радости наставницам она тоже не доставляла. Она делала все, что от нее требовали, но казалось, не могла понять, зачем нужно выполнять столько бессмысленных вещей. Случалось, что она сбегала с уроков, и после долгих поисков ее находили возле грядок в огороде, который нависал над промозглыми и почти непроходимыми улочками. На строгие упреки наставниц, она отвечала, что не думала, будто совершает нечто предосудительное, наблюдая, как растет капуста.
* * *Мазарини был жив.
Юный король и его брат были живы.
Регентша была жива.
В стране полыхала самая настоящая гражданская война.
Если прежде благодаря разумной политике Ришельё и короля Людовика XIII Франция избежала опустошения Тридцатилетней войной, то Фронда — «такая легкомысленная» — привела к этому за несколько месяцев.
Убитыми насчитывалось тысячи и тысячи.
«В тот год, — свидетельствует историк, — на шесть лье вокруг Парижа ни на одном дереве не цвело цветов и не росло фруктов. Сломанные стволы, ощетинившиеся обрубленными ветками, стояли, словно мертвецы в садах.
А на полях не созревал урожай».
Солнечная провинция Иль-де-Франс, которую топтали многочисленные армии наездников на лошадях в полном снаряжении; земля, которая выдерживала на себе кровопролитные битвы, была свидетельницей набегов и осад; земля, усеянная мертвыми телами — сама стала могилой. Трупы маленьких храбрых мулов, тащивших на себе телеги военных обозов и сраженных артиллерийскими выстрелами, валялись повсюду.
Роскошные леса Сенар, Шантильи, Иль-Адам, маленькие зеленые королевства Парижа — Рамбуйе и Фонтенбло — напоминали картины из апокалипсиса. Уцелевшие островки дикой природы стояли угрюмы и безнадежны. Теперь они служили приютом для измученных голодом, лишившихся всего жителей деревень, одичавших дизертиров и редких путешественников, спешивших поскорее выбраться из этого ада, а также превратились в логово грабителей и банд, опустошавших близлежащие замки. Сначала нищета и голод бушевали только в центральных провинциях, а затем, словно волна, подгоняемая беспощадным приливом, добрались и до юго-западных. Толпы нищих стояли у городских ворот с протянутыми руками.
Нищих, просящих милостыню, становилось в Пуатье больше, чем учителей и учеников монастырских школ.
* * *В определенные дни воспитанницы монастыря урсулинок раздавали милостыню нищим, которые толпились у дверей обители. Девочек учили, что это занятие тоже входит в обязанности знатных дам.
С такой жестокой, безнадежной нищетой в лохмотьях и с затравленным и жадным взглядом Анжелика столкнулась впервые в жизни. Зрелище не тронуло ее так, как других воспитанниц, которые или поджимали губы от отвращения, или плакали. Анжелике думалось, что это образ того, что она, возможно, носит в себе, и того, что ее ждет в далеком будущем. Быть может, она уже сейчас предчувствовала ту странную судьбу, которую ей приготовили Небеса. Монахини корили ее за равнодушие, бесчувственность и жестокосердие. Им казалось, что она бессердечна и совершенно не сочувствует несчастным беднякам, муки которых олицетворяют страдания Христа. Анжелика не могла понять, чего от нее ждут и за что упрекают. Столкнувшись лицом к лицу с худшей стороной жизни, она почему-то решила — это напрямую коснется ее.
