Нора Робертс - Мятеж
Это было место легенд, радости, отчаяния и чудес. Там ей предстояло обвенчаться.
Бригем ждал ее. В колеблющемся свете ламп и свечей Сирина подошла к нему. Она всегда считала, что он выглядит особенно элегантно в черном, но никогда еще не видела его таким красивым. Серебряные пуговицы сверкали, компенсируя строгий покрой костюма. Впервые с тех пор, как Сирина познакомилась с Бригемом, на нем был парик, чья мягкая белизна придавала романтичность его лицу, контрастируя с темно-серыми глазами.
Сирина не замечала ни принца, ни скамьи, заполненные лордами и леди, которые пришли наблюдать за церемонией. Она видела только Бригема.
Когда ее рука коснулась его руки, она перестала дрожать. Вместе они предстали перед священником и произнесли обеты.
Часы били полночь.
Принц решил, что свадьба, даже столь поспешная, заслуживает торжества. Спустя несколько минут после того, как Сирина стала леди Эшберн, она оказалась в картинной галерее дворца, где Чарлз дал свой первый бал в ночь, когда захватил город.
В длинном широком зале уже звучала музыка. Сирину целовали и поздравляли незнакомые люди, ей завидовали дамы, ее разглядывали мужчины. Голова у нее уже кружилась, когда ей поднесли первый бокал шампанского. Она глотнула его, чувствуя, как пузырьки лопаются у нее на языке.
Воспользовавшись своей привилегией, Чарлз пригласил ее на первый танец.
— Вы поистине прекрасная невеста, леди Эшберн.
Леди Эшберн!
— Благодарю вас, ваше высочество. Как я могу выразить вам благодарность за то, что это стало возможным?
— Ваш муж очень ценен для меня, миледи, как солдат и как друг.
Ее муж!
— Вы можете положиться и на его, и на мою преданность, сир, в качестве как Лэнгстон, так и Мак-Грегор.
Бригем пригласил ее на следующий танец, проигнорировав жалобы друзей, которым хотелось потанцевать с новобрачной.
— Ты довольна, любовь моя?
— Да. — Странная робость, подумала Сирина, чувствуя, что краснеет, улыбаясь ему. Бригем выглядел по-другому в парике и блеске драгоценностей. Совсем не так, как тот мужчина, который перекинул ее через плечо, угрожая бросить в озеро. Он был не менее великолепен, чем сам принц. И казался таким же незнакомым. — Это красивая комната.
— Видишь портреты? — спросил Бригем, подведя ее за локоть к стене. — Это восемьдесят девять шотландских монархов. Мне говорили, что картины заказал Карл II[42], хотя он никогда не входил в Холируд-Хаус и вообще не возвращался в Шотландию после Реставрации [43].
Она знает шотландскую историю, с раздражением подумала Сирина, но попыталась изобразить интерес.
— Да. Это Роберт Брюс [44], храбрый воин и любимый король.
— Мне следовало догадаться, что такая начитанная женщина, как ты, должна знать историю своей страны. — Он склонился к ее уху. — А что ты знаешь о военной стратегии?
— Военной стратегии?
— Ага, значит, есть кое-что, чему я могу обучить тебя. — Прежде чем Сирина успела ответить, Бригем потащил ее к двери. Ей едва хватило времени вскрикнуть, когда он схватил ее в объятия и побежал по коридору.
— Что ты делаешь? Ты сошел с ума!
— Я убегаю. — Когда музыка стала тише, он замедлил шаг. — И я сошел с ума в тот момент, когда ты появилась в аббатстве. Пускай они пьют и танцуют. Я веду мою жену в постель.
Бригем поднялся по лестнице, даже не удосужившись кивнуть слуге, который поклонился им, выпучив глаза. Все еще держа Сирину в объятиях, он ногой открыл дверь своей комнаты и таким же способом закрыл ее за ними. После этого он бесцеремонно опустил Сирину на кровать. Она попыталась изобразить возмущение.
— Вы так обращаетесь с молодой женой, милорд?
— Я еще даже не начал. — Повернувшись, он запер дверь на засов.
— Может быть, я хотела потанцевать еще один-два раза.
— О, я намерен танцевать с тобой до рассвета и даже позже.
Сирина усмехнулась:
— Есть разные танцы, сассенах.
— Да, — усмехнулся он в ответ. — И я имею в виду не менуэт.
Сирина пригладила юбку.
— Тогда что? — Она прищурила глаза, думая, слышит ли он, как быстро и громко стучит ее сердце. — Гвен считает, что ты романтичен. Сомневаюсь, что она будет так думать, когда я расскажу ей, как ты швырнул меня на кровать, словно мешок с мукой.
— Романтика? — Бригем зажег свечи, стоящие у кровати. — Ты этого хочешь, Рина?
Она пожала почти обнаженными плечами:
— Об этом мечтает Гвен.
— Но не ты? — Бригем со смехом скинул камзол и бросил его на стул с небрежностью, которая вызвала бы у Паркинса дрожь. — Женщина имеет право на романтику в свою брачную ночь. — Неожиданно он опустился на колени перед кроватью и стал снимать с нее туфли. — У меня не было возможности сказать тебе, как великолепно ты выглядела, стоя рядом со мной в аббатстве. Все мои мечты стали явью.
— Я подумала, что ты выглядишь как принц, — пробормотала Сирина, вздрогнув, когда он провел пальцем по ее ноге.
— Этой ночью я только мужчина, влюбленный в свою жену. — Бригем коснулся губами ее лодыжки, от которой соблазнительно пахло мылом и духами. — Очарован ею. — Его губы медленно скользнули вверх к колену. — Порабощен ею.
— Я боялась. — Сирина привлекла его к себе. — Боялась с того момента, как шагнула в аббатство. — Она глубоко вздохнула, когда он провел губами вдоль края ее корсажа, касаясь груди.
— И все еще боишься. — Уверенными пальцами Бригем расстегнул ее платье, наблюдая, как оно бесшумно падает вниз.
— Нет. Я перестала бояться, когда ты подхватил меня и побежал по коридорам. — Сирина улыбнулась и такими же уверенными руками сбросила жилет с его плеч. — Тогда я поняла, что ты снова стал моим Бригемом.
— Я всегда твой, Рина. — Он мягко опустил ее на кровать и показал, насколько правдивы его слова.
Глава 13
Они пробыли при дворе еще три недели. Ничего не могло быть великолепнее Холируда принца Чарлза. Там были в изобилии и пища, и музыка, и развлечения, и люди. В это золотое время огромные залы наполняли смех и танцы, а фривольным играм и сердечным делам предавались с равным усердием.
Со всей страны прибывали элегантно одетые мужчины в напудренных париках и роскошно одетые женщины, флиртующие с ними. В Холируде царили веселье и блеск — Чарлз жил в нем эти недели подлинным принцем. Это место и время было невозможно забыть.
Сирина наблюдала, как Бригем с легкостью вписывается в этот мир, для которого он был рожден, в то время как она, вдохновляемая больше решимостью, чем уверенностью, старалась к нему приспособиться.