Джоанн Харрис - Блаженные
Вот в чем суть! Сестры переглядывались. Иные, боясь скверны, делали пальцами рогатку.
— По чистому ли совпадению сестра Маргарита пустилась в необъяснимый пляс, употребив ее зелье? А кровохаркание сестры Альфонсины? Оно же началось вскоре после того, как бедняжка обратилась за помощью к ней!
Девчонка побледнела, увидев выражение моего лица, но гнула свое.
— В спаленке у нее тайник. Там хранит она свои колдовские снадобья. Сами убедитесь, коли мне не верите!
Я кивнул. Девчонка показала себя, и помешать ей я не сумел.
— Будь по-твоему, дочь моя, — процедил я. — Устроим обыск.
36. 7 августа 1610
Лемерль проследовал за Изабеллой в дортуар, сестры — за ним, как куры за петухом. Лемерль умеет прятать гнев, но сегодня внутри у него все кипело, я по походке чувствовала. На меня он не смотрел, зато косился на Клементу: та, смиренно потупившись, вышагивала рядом с матерью Изабеллой. Пусть Лемерль думает что хочет — сама я не сомневалась, кто на меня донес. То ли вчера вечером Клемента видела, как я выхожу из Лемерлевой сторожки, то ли вредничает, интуитивно чувствуя во мне соперницу. Как бы то ни было, она эдакой скромницей семенила за матерью Изабеллой, которая нервничала, но решительно вела сестер к тайнику за выпавшим камнем в моей спаленке.
— Колдовские снадобья у нее здесь! — объявила она.
— Показывай!
Изабелла слабой ручкой вцепилась в камень, но он крепко сидел в стене. Я мысленно перебрала содержимое тайника: карты Таро, настойки, лекарства, мой дневник… Один дневник погубит меня, нет, нас обоих погубит. А Лемерль знает о дневнике? Вопреки его внешнему спокойствию я чувствовала: он как сжатая пружина. Неужели сбежать попробует? Шансы в принципе есть. Нет, блеф больше в его стиле. А ведь блефовать можно и вдвоем.
— Всех станем обыскивать? — громко поинтересовалась я. — Если так, давайте заглянем Клементе под матрас.
Клемента зло на меня взглянула, другие сестры заерзали. Мне доподлинно известно: тайнички есть у каждой второй.
Изабеллу не проймешь.
— Я сама решу, кого обыскивать, а пока… — Изабелла нахмурилась, сражаясь с упрямым камнем.
— Позволь мне, дочь моя, — предложил Лемерль. — Больно смотреть, как ты мучаешься.
Ловким пальцам картежника камень покорился моментально — Лемерль отложил его на кровать и сунул руку в брешь.
— Пусто, — объявил он.
Взгляды Изабеллы и Клементы были одинаково недоверчивыми.
— Дайте посмотреть! — потребовала Изабелла.
Черный Дрозд отступил, насмешливо махнув рукой: изволь, мол. Она протиснулась к тайничку, бледное личико скривилось: внутри действительно было пусто. Позади нее качала головой Клемента.
— Там лежали… — начала она, но Лемерль уже повернулся к ней.
— Так это ты распускаешь слухи?!
Озадаченная Клемента вытаращила глаза.
— Пустые грязные слухи, от которых возникает недоверие и гибнет дух сестринства.
— Нет… — пролепетала Клемента.
Лемерль решительно двинулся к другим спаленкам.
— Ну, сестра Клемента, что прячешь ты? Что у тебя под матрасом сокрыто?
— Не-ет… — побелевшими губами пролепетала Клемента, но сестры уже сворачивали ее постель. Клемента зарыдала. Мать Изабелла наблюдала за ними, стиснув зубы.
Вдруг раздался торжествующий крик Антуаны.
— Гляньте! — Она держала в кулаке карандаш. Черный восковой, именно таким статую обезображивали. И это еще не все — из-под матраса вытащили красные лоскутки, на отдельных чернели стежки. Вот они, кресты, злонамеренно споротые с наших ряс среди ночи.
Спаленку накрыла напряженная тишина: каждая из сестер, исполнившая епитимью за пропавший крест, обратила взор на Клементу. В следующий миг все разом заголосили. А вот Антуана действует быстрее, чем голосит, — она отвесила Клементе пощечину, да такую, что та налетела на стенку.
— Змея белобрысая! — завопила Пьета, хватая Клементу за вимпл. — Шутки шутить вздумала?
Клемента билась, визжала, невольно поворачивалась за помощью к Лемерлю. Антуана проворно налетела на нее и повалила на пол. Они и прежде не ладили. Я тотчас вспомнила их глупые перепалки на капитуле.
В смятении Изабелла обратилась к Лемерлю.
— Остановите их! Умоляю, святой отец, остановите их! — отчаянно перекрикивала шум она.
— Кашу заварила ты, — холодно напомнил Черный Дрозд. — Ты раззадорила сестер, в то время как я успокаивал.
— Вы сказали, злых духов нет…
— Чушь, есть, конечно, — зашипел Лемерль. — Но разве сейчас время их поминать? Если бы ты прислушалась к моим…
— Прошу прощения, святой отец! Только остановите их, остановите!
Но драка уже закончилась сама. Клемента, зажав лицо руками, скрючилась на полу, а над ней нависла раскрасневшаяся Антуана с разбитым в кровь носом. Обе запыхались, вокруг них из солидарности пыхтели сестры, во время потасовки и пальцем не пошевелившие. Я покосилась на Лемерля, но тот был сама непроницаемость: без спросу его мысли не прочтешь. Только мне не почудилось: увидев пустой тайник, он впрямь удивился. Кто-то очистил его без Лемерлева ведома, в этом я не сомневалась.
По приказу Лемерля Клементу и Антуану отправили в лазарет, а меня до конца дня в пекарню. Целых три часа думать было некогда: я месила тесто, лепила булки, партиями выкладывала их на противни и сажала в печь на длинные узкие полки, очень похожие на отсеки в склепе.
Об утренних событиях я старалась не думать, но они снова и снова всплывали в памяти. Пляс Альфонсины, мерно раскачивающиеся тела, безумное начало транса. Когда я перехватила взгляд Лемерля, его глаза смеялись, но за смехом таилась боязнь, как у всадника на необъезженном коне. Всадник знает, что упадет, но смеется, ибо скачка для него — счастье.
Сперва я почти не сомневалась, что Лемерль за меня не заступится. Он ведь сам задумал тот спектакль, но потерял над ним контроль. Лемерль мог запросто подставить меня, сестры снова ели бы у него с ладони. Но он так не поступил. Благодарить его за это — полный бред, нужно ненавидеть за то, что сделал со мной, со всеми нами. И тем не менее…
Утренняя работа почти закончена. Я осталась одна и длинной палкой выгребала золу из последней печи. Услышав шорох шагов, я обернулась. Интуиция подсказывала, кто это.
Она рисковала, явившись сюда, хотя и не слишком: лазарет неподалеку от пекарни, небось через забор перелезла. Полуденный зной еще не спал, сестры лишний раз на улицу не выйдут.
— Меня никто не видел, — объявила Антуана, словно прочитав мои мысли. — Нам нужно поговорить.
