Мэдлин Бейкер - Индейская страсть
Калеб тоже трогал ее, гладил, едва не сходя с ума от теплого бархата ее кожи, изучая мягкие изгибы тела, самые укромные ложбинки, запоминая места, прикосновение к которым заставляло ее вскрикивать от изумленного восторга и вздыхать от неподдельного наслаждения.
Он держал свое желание под строгим контролем; ему было необходимо, чтобы то, что сейчас произойдет впервые в ее жизни, оказалось бы для Келли незабываемым путешествием в мир любви. И только тогда, когда она затрепетала под ним, когда ее ногти впились ему в спину и она в изнеможении со стоном прошептала его имя, Калеб овладел ею.
Одним быстрым ударом он сорвал ее девственность. Накрыв ртом губы Келли, проглотил тихий вскрик и начал двигаться – медленно, нежно, пока краткая боль в таинственной глубине ее тела не забылась. И тогда Келли снова прижалась к нему, вместе с ним стремительно поднимаясь к вершине, полной солнечного света и разноцветных радуг. Сдерживаться становилось все труднее, но вот Келли задрожала под ним, и он тут же достиг пика наслаждения, потом, задыхаясь, приник к ней, шепча ее имя, клянясь, что ей никогда не придется пожалеть о случившемся.
Как же не хотелось выпускать ее из объятий! Так много хотелось сказать, но он никак не мог подыскать нужные слова. В глубине души он надеялся, что слова ей не нужны.
Несколько минут они были близки так, как только могут быть близки любящие люди, но вдруг Калеб почувствовал, что Келли отстранилась от него – и физически, и эмоционально.
Он не стал ее удерживать.
– Что случилось?
– Ничего. – Голос Келли звучал тускло, глухо. – И все.
– Келли…
Она молча посмотрела на метиса. Удовольствие, пережитое всего несколько минут назад, уступило место раскаянию, до отказа заполнившему душу. Из-за того, что так недолго сопротивлялась; из-за того, что ей нравились поцелуи Калеба, его прикосновения, его ласки. И вот итог, билась в мозгу настойчивая мысль, теперь ему нет нужды жениться на ней.
– Итак, ты добился своего, – произнесла она бесцветным голосом. – Ты стремился доказать, что я такая же, как моя мать, – и доказал это.
– Не смей так думать, Келли, – тихо сказал Калеб. – Ты ничем не напоминаешь мать.
– Вот как? А что, если Дункан тоже занимался с ней любовью здесь, вот на этой грязной кровати?
– Понятия не имею. Какая разница?
– Может, мне стоит купить какой-нибудь кричащий наряд?
– Келли, то, что произошло между нами, еще не делает тебя шлюхой.
– О! Сколько же раз надо повторить?
– Перестань. Я не хотел опозорить тебя, знай это. Мы поженимся как только вернемся, если хочешь.
– Это ничего не изменит, – прошептала Келли, – не снимет с меня страшный грех. – Она взглянула на Калеба с горькой улыбкой на губах.
– Келли, не надо себя винить. Ты не сделала ничего предосудительного.
– Нет, я совершила все мыслимые и немыслимые ошибки. С меня довольно, я еду домой.
«Домой», – повторяла она про себя. Нет у нее дома. Может быть, никогда и не будет.
– Не глупи. – Он не мог осознать всю глубину ее боли и начал сердиться. – Дождь еще не кончился.
– Мне все равно.
Келли выскользнула из кровати и, не стесняясь его взгляда, стала одеваться. Она едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться и не наброситься на него с кулаками с требованием объяснить, почему он поступил с ней так бесчестно.
Открывая дверь, она услышала, что Калеб ее зовет, но не обернулась. Схватив с гвоздя шляпу, Келли выбежала из хижины.
Глава 21
Калеб вполголоса выругался, когда за Келли захлопнулась дверь. Вот ведь упрямая женщина! Убежать под дождь!
Встав с кровати, он достал из сумок сухие брюки и рубашку, натянул носки, потом сапоги и нахлобучил шляпу.
Не переставая изрыгать проклятия, потушил огонь в плите, собрал седельные сумки и вышел из хижины. Надежда, что Келли все еще где-то поблизости, не оправдалась: ее и след простыл. На миг он испытал чувство удовлетворения, что девушка оказалась хорошей ученицей и оседлала лошадь без его помощи, но потом снова выругался. Упрямица! Он раздраженно покачал головой и вдруг широко улыбнулся. Именно это ему в ней и нравилось!
Через несколько минут он уже скакал вслед за Келли, попеременно ругаясь и улыбаясь, точно мальчишка, только что обнаруживший разницу между мужчиной и женщиной.
Калеб увидел беглянку, проскакав четыре мили.
Когда Страйкер подъехал, Келли бросила на него взгляд исподлобья. Она не сомневалась, что он пустится за ней вдогонку, но надеялась, что все-таки успеет первой добраться до ранчо. И добралась бы, если бы не темень и дождь: ее лошадь поскользнулась на мокрой траве, и Келли кубарем скатились на землю. Она не пострадала, если не считать синяка и нескольких царапин на руках и ногах. С лошадью дело было намного хуже – она охромела.
– С тобой все в порядке? – спросил Калеб.
– Да.
Он спрыгнул с коня и осмотрел правую переднюю ногу вороной кобылы. Перелома, к счастью, не было, но скакать на ней верхом было нельзя.
Калеб повернулся к девушке.
– Придется добираться на моем коне.
– Что, она так серьезно пострадала?
– Нет. – Метис закрепил петлей уздечку ее лошади вокруг луки своего седла, не сомневаясь, что она послушно пойдет следом за его конем. – Ты готова?
Келли кивнула и не стала спорить, когда он подсадил ее. Она очень устала, продрогла до костей в мокрой одежде, к тому же на душе скребли кошки. Все, чего ей хотелось в эту минуту, так это поскорее вернуться домой, забраться в кровать и укрыться с головой одеялом.
У нее дух захватило, когда Калеб вскочил в седло позади нее, потянулся за поводьями и коснулся рукой ее груди. Он был близко, слишком близко. Грудь Страйкера ласкала ее спину, упругие бедра обхватили ее, взяли в надежный плен. Калеб тронул коня, и они поскакали.
Было невозможно не касаться его, невозможно изображать, что ей безразлична близость его тела. Когда конь споткнулся, Калеб обхватил девушку рукой за талию и прижал к себе. До чего же с ним надежно, как успокаивает его присутствие! Почему он ее не любит? И почему она любит его?
Несколько часов они проехали, не проронив ни слова. Всякий раз, когда Калеб касался ее, Келли вспоминала, как хорошо было в его объятиях. Раньше она и представить не могла, что на свете существует такой исступленный восторг, никогда не воображала ничего более чудесного. В объятиях Калеба, когда его тело тесно прижималось к ней, она впервые в жизни поняла, что кому-то принадлежит. Было ли ее матери так же хорошо с Дунканом? Если да, это объясняло, почему Лейла так упорно отказывалась оставить старшего Страйкера.
Воспоминание о матери заставило Келли покраснеть. Что, если Лейла чувствовала это единение с каждым мужчиной, с которым спала? Одна мысль об этом вызвала спазм в животе. Что, если и она сама с любым мужчиной будет переживать подобное? Но, едва подумав об этом, Келли поняла, что это не так. Ведь Ричард Эштон поцеловал ее тогда, дотронулся до нее, а она не почувствовала ничего, кроме отвращения.
