Сабрина Джеффрис - Коварный повеса
Но Мэдлин чувствовала, что она уже не такая, как прежде. Теперь она чувствовала себя женщиной, и это было восхитительное ощущение. Ах, наверное, она была такой же безрассудной, как Энтони. Да, такой же безрассудной и испорченной, потому что нисколько не жалела о случившемся.
А если о чем–то и жалела, то лишь о том, что ей пришлось уйти от него.
Она вздохнула, вспомнив о том, что не смогла проверить, остались ли на простыне следы.
Но Мэдлин надеялась, что Энтони ничего не заметит. На всякий случай она погасила все свечи, так что в темноте он скорее всего вообще не увидит простыни. Да и замечают ли мужчины такие вещи? Нет, едва ли. Особенно когда не ищут их специально.
А если он будет искать?
Если найдет?..
Что ж, возможно. Но все равно ей не следует об этом думать, потому что ему не придет в голову на ней жениться, смешно даже представить такое. Нет, подобный брак невозможен, и он, когда узнает обо всех ее обстоятельствах…
Да ведь она и не собиралась ему ничего рассказывать. Тем более сейчас. Сейчас она должна проявлять осторожность. Потому что доктор, лечивший его… Ах, это, наверное, был отец.
Но что же он имел в виду, когда сказал, что доктор покинул его? Покинуть пациента — это не очень–то похоже на отца. И все же беспокойство не оставляло ее, и она решила, что должна узнать, что произошло с Энтони. Ей почему–то казалось, что это чрезвычайно важно.
— Как ты рано встала, — послышался голос отца с порога гостиной.
Наконец–то он проснулся.
— Ах, папа, я никак не могла уснуть.
Когда она подошла к нему, он как–то странно посмотрел на нее, и Мэдлин вдруг подумала: «А может, папа обо всем догадался? Может, все произошедшее, как клеймо, отпечатано у меня на лбу?»
Но тут отец прошаркал к своему обычному месту у камина и, усевшись в кресло, погрузился в раздумья.
Слава Богу. Мэдлин вздохнула с облегчением. Немного помолчав, сказала:
— Папа, мне нужно у вас кое–что спросить.
Он не ответил, словно не слышал ее. Приблизившись к нему, Мэдлин спросила:
— Папа, вы помните, как много лет назад возили меня в Чертей?
— В Чертей? Неужели ты помнишь это?
— Да, кое–что. Мы ездили в очень большой дом, и экономка позволила мне играть с ее мопсом, пока я ждала, когда вы закончите свои дела.
Отец нахмурился:
— Я бы оставил тебя дома, с матерью, но она тогда только поправлялась после скарлатины, а наша служанка была занята уходом за ней.
Вероятно, это действительно было очень важное дело, если отец оставил больную маму, чтобы поехать в Чертей.
— Папа, а какое у вас там было дело?
Отец растерянно посмотрел на нее:
— А почему ты спрашиваешь о Чертейе?
— Мне просто нужно знать, вот и все. Я не могу объяснить…
Отец, казалось, о чем–то задумался. Потом вздохнул:
— Даже не знаю, стоит ли об этом рассказывать… Видишь ли, старый виконт потребовал, чтобы я хранил тайну — не хотел скандала.
— Но он уже умер, папа. Так какое же это сейчас имеет значение?
— Да, умер. Полагаю, что виконтом теперь стал этот болван Уоллес.
— Уоллес тоже умер, — сказала Мэдлин и тут же добавила: — По крайней мере так я слышала. Теперь виконт его младший брат Энтони.
— Ах да, бедный мастер Энтони… — Отец снова вздохнул. — Вот из–за этого и началась наша ссора с сэром Рандолфом. Мне было невыносимо оставаться его доктором после того, что случилось. Отец мальчика пообещал никому не рассказывать, что именно я сообщил ему об этой истории. Но сэр Рандолф не дурак, он сразу понял, что кто–то поговорил с виконтом. После этого он стал подозревать меня.
— А что за история?
Отец в очередной раз вздохнул:
— Я рассказал виконту о том, что они делали с бедным мастером Энтони. Я не мог об этом не рассказать.
Мэдлин похолодела.
— Что с ним делали?
— Ах, не знаю, следует ли рассказывать… А впрочем… Не думаю, что это теперь имеет значение. — Отец уставился на огонь в камине. — Леди Бикем заставляла мальчика часами стоять на коленях и молиться. И устраивала ему холодные ванны, чтобы обуздать его «безнравственный» нрав. Но это не самое худшее. Хуже всего было то, что они привязывали его по ночам к кровати, не оставляя даже огня, чтобы у него был свет.
Мэдлин ужаснулась при мысли о том, что бедного Энтони держали связанным в темноте, как какое–то опасное животное.
Отец довольно долго молчал, наконец вновь заговорил:
— В ту ночь, когда они вызвали меня, мальчик дошел до такого отчаяния, что спрятал в своей постели перочинный нож, прежде чем его привязали. А потом, в темноте, он едва не убил себя, пытаясь разрезать веревку. Когда я добрался до него, он был без сознания от потери крови. Он говорил мне, что хочет вернуться домой, что дядя с тетей ненавидят его. И он рассказал мне обо всем, что они с ним делали.
Мэдлин содрогнулась.
— И как долго это продолжалось?
— Насколько я понял, года четыре, а сэр Рандолф мне объяснил, что его привязывали для того, чтобы он не сбежал. Мальчик сильно тосковал по своей покойной матери и все время пытался убежать домой.
«А кто бы не захотел убежать?!» — в гневе подумала Мэдлин. Как смели они так обращаться с ним? Какое чудовище может делать такое с ребенком?
И если они были так ужасны, то почему бы Энтони просто не рассказать об этом в суде, чтобы получить опеку над своей племянницей? И почему не рассказал об этом ей, Мэдлин? Она бы прекрасно поняла, что надо помочь Тессе и непременно устроить ее в школу.
— Так вы поехали в Чертей, чтобы рассказать обо всем его отцу?
— Совершенно верно. Поехал, как только твоя мать стала поправляться. До этого я не мог ее оставить. Сначала я написал письмо, но ответ не пришел, и я решил поехать. Оказалось, что виконта целый месяц не было дома и никто не переслал ему мое письмо.
Так вот почему Энтони думал, что доктор оставил его. Оказывается, ее отцу понадобился целый месяц, чтобы поговорить с его отцом.
Мэдлин отвернулась, чтобы скрыть слезы. Ее бедный, ее дорогой Энтони… Мысльотом, что он так страдал, разрывала ее сердце. Неудивительно, что он ненавидел Бикемов. Неудивительно, что он хотел спасти свою племянницу.
Но они же не могут быть столь жестоки к девочке, не так ли? Мэдлин вспомнила о Джейн и тотчас поняла, что в доме Бикемов могли происходить самые ужасные вещи. И это означало, что Энтони обязательно должен спасти свою племянницу.
Следовательно, она, Мэдлин, не должна рисковать будущим бедной девочки. Да, придется найти другой способ спасти отца.
Но какой?
Глава 20
Дорогой кузен,
я нахожу Вашу настойчивую неприязнь к лорду Норкорту довольно странной, ведь Вы говорите, что не знаете его лично. На этой неделе я наблюдала его с моими девочками, часто без его ведома, и он всегда вел себя как джентльмен. А его уроки действительно помогли девочкам. Все это заставляет меня думать: а не проистекает ли Ваша неприязнь к нему из чего–то более серьезного, чем забота о репутации школы?
