Воспитанница любви - Тартынская Ольга

– Я приду, – безжизненно прошелестела Вера в ответ. – Позвольте мне сегодня еще побыть дома.

– Сегодня побудь, а уж завтра…

Антрепренер ушел, наказав Сашке непременно привести Веру в театр. Девушка жестом выслала братца и предалась горьким раздумьям. Надо жить, твердила она себе. Пока человек жив, надежда есть. И пусть она никогда не увидит Вольского (определенно не увидит, потому что он никогда не простит изменницу), жить все же надо. Чтобы сыграть в бенефисе, не подвести Антипа Игнатьевича и труппу. Чтобы не оставить Сашку в одиночестве на растерзание Натали. Маменьке надобно помочь, вовсе недостойные дети забыли о Марье Степановне.

Невольно мысли перескакивали на больной предмет. Если верить этому гадкому Алексееву, Вольский женат. Но для чего он приехал сюда и явился в театр? Предположение, что Андрей видел ее в пошлой роли, обожгло Веру. Выходит, Алексеев солгал. Вольский тоже искал Веру и нашел… в объятиях гусара! О, мука!

После болезни она поднялась с постели постаревшей, как ей казалось, на десять лет. Но это и впрямь лишь казалось. По счастливому свойству юности Вера не могла вечно пребывать в печали. Она запретила себе вспоминать мучительный эпизод и самого Вольского, запрятав глубоко в душе всякие помыслы о возлюбленном.

И вот приблизился решительный час. Уже была изготовлена довольно безвкусная, на взгляд Веры, афиша, которая гласила, что такого-то дня, такого-то часа состоится блестящий бенефис несравненной, талантливейшей госпожи Кастальской в роли Дездемоны. Антип Игнатьевич терзал подопечных бесконечными повторами одних и тех же сцен, желая приблизиться к совершенству. Высокий гость прибыл, в его честь губернатор дал бал, о котором говорил весь город и сплетничали в театре.

И тут разыгрался еще один скандал, угрожающий и без того шаткой репутации Веры и чуть было окончательно не сокрушивший ее истерзанный дух. Вера по-прежнему боялась в одиночку возвращаться домой из театра. Она уступила просьбам Стельковского и позволила ему иногда провожать ее. Поручик был в отчаянии, терзался муками совести и готов был искупить вину любой ценой.

В тот роковой вечер он, как обычно, поджидал Веру после спектакля, отбиваясь от грубых шуток и откровенных предложений актрис и танцовщиц, которые были вовсе не прочь заполучить в любовники столь блестящего кавалера. Неизменный букет цветов вызывал игривые усмешки. Вера довольно хмуро приняла подношение, однако поблагодарила и подала Стельковскому руку.

У подъезда театра было довольно пустынно: публика почти разъехалась. Дул холодный ветер, даром что май на дворе. Из-за колонны вдруг вышел Шишков. Щуплый корнет едва держался на ногах. С угрожающей решительностью он двинулся навстречу Вере и ее кавалеру. Шишков был изрядно пьян, решимость его пугала Веру. Стельковский крепче сжал ее руку. И тут вдруг корнет, достав откуда-то пачку ассигнаций, протянул их Стельковскому и зло проговорил:

– Извольте получить выигрыш, господин поручик. Ваша взяла!

Ничего не понимая и чувствуя новую беду, Вера испуганно взглянула на побледневшего офицера. Она ожидала вспышки гнева, вызова на дуэль, но более всего боялась услышать объяснение дерзкому поступку Шишкова. Стельковский же преступно молчал. Денег не брал, но и отпора наглецу не давал. На его лице читалась нерешительность. Шишков громко произнес:

– Что же вы, сударь? Я признаю поражение в давешнем споре и отдаю свою часть.

Выходившие из театра актеры с любопытством посматривали в их сторону. Сашки же, как назло, в театре не было. Вера не выдержала.

– Что происходит? – спросила она, обращаясь к кавалеру. – Какие деньги предлагает вам корнет, за что?

Сердце ее тревожно заныло в дурном предчувствии, которое подтвердилось тут же. Шишков предварил объяснение Стельковского:

– Ваш любовник, сударыня, спорил вместе со мной, что добьется вашей благосклонности. Он выиграл, я расплачиваюсь. За Кутеповым и Давыдовым должок.

Вера почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног. Почему же Стельковский молчит и уводит взгляд? Отчего не накажет наглого лжеца, не прогонит? Ужасная догадка заставила вновь почувствовать боль.

– Это правда? – прошептала Вера, глядя в лицо бледного поручика. – Что же вы молчите? Вы заключили пари, что обольстите меня?

Стельковский кусал губы и дважды открывал рот, чтобы сказать что-то в оправдание, но, кроме невнятных возгласов, ничего не исторг. Несчастная актриса все поняла. Не помня себя, она швырнула наземь букет и побежала прочь от соперничающих офицеров, ухмыляющихся актеров, любопытствующих прохожих. Не разбирая дороги, Вера бежала по темным улицам, покамест не рухнула где-то на дороге, споткнувшись о рытвину и больно ударив колени. Она попыталась встать, но в то же мгновение была сбита с ног неизвестно откуда взявшейся лошадью и потеряла сознание…

Над Верой склонилась незнакомая дама в чепце. Увидев, что девушка открыла глаза, она что-то приказала прислуге, и в речи ее отчетливо слышался иностранный акцент. Резко пахло одеколоном, которым, верно, ей растирали виски, приводя в чувство, рядом лежало опахало. Юная актриса почувствовала, что шнуровка корсета ослаблена, колени не болят, но в голове царит полный сумбур. Вера приподнялась с подушек и огляделась вокруг. Ее поразила роскошь и великолепие, которые были редки в провинциальном Коноплеве. Мраморный камин уставлен бронзами, на столиках – этрусские вазы, севрский фарфор. Диван и кушетка, на которой лежала Вера, были обиты малиновым бархатом. По стенам висели картины. Очевидно, это была гостиная богатого, по-столичному роскошного дома. Но чей же это дом?

Разгадка явилась в образе высокого худощавого мужчины в архалуке, с благородной наружностью и сединой на висках. Вере он показался знакомым. Когда же мужчина склонился над ней, она узнала губернаторского гостя.

– Вам легче, дитя мое? – с неподдельной тревогой и необъяснимой нежностью спросил князь.

– Благодарю вас, сударь, мне хорошо. Где я?

Князь продолжал разглядывать девушку с тревожным волнением.

– Вы в моем доме. Лошадь сбила вас с ног, но, кажется, вреда не причинила. Не болит ли голова?

– Нет, благодарю вас. – Она попыталась встать. – Мне пора домой.

Вспомнив, что предшествовало падению на дороге, Вера потеряла всякий интерес к приключению. Тяжело было чужое присутствие рядом, необходимость разговаривать. Князь мягко тронул ее за плечо:

– Не торопитесь, ночь на дворе. Куда вы пойдете в такую пору? Поспите здесь, а утром уйдете.

Вера смутилась:

– Но я доставила вам столько хлопот!

Князь ответил:

– Это была моя лошадь и мой ротозей-кучер. Так что я в долгу у вас. Вы и впрямь хорошо себя чувствуете?

– Да.

– Ну, тогда устраивайтесь поудобнее, будем ужинать!

Князь сделал знак даме в чепце, и та вышла. Вера подчинилась мягкой властности хозяина. Несомненное благородство и ласковый прием обезоружили ее и расположили к князю. Внесли ужин и установили на столике, придвинутом к кушетке, на которой лежала Вера.

– А пока мы трапезничаем, вы расскажете мне свою историю, – продолжил князь. – Согласитесь, нечасто в такой поздний час на темной пустынной улице юные девицы прыгают под копыта лошади.

– Я нечаянно споткнулась, – смущенно пробормотала Вера.

Она села на подушках, поправила платье и почувствовала небольшое головокружение. Заныли разбитые колени. Князь смотрел внимательно, и от него не ускользнула легкая гримаса боли на ее лице.

– Вам все же нехорошо, – утвердительно произнес мужчина. – Постарайтесь поменьше двигаться. Но поесть придется: это придаст вам силы.

Едва они приступили к легким, но изысканным кушаньям, Вера полюбопытствовала:

– Мне сказывали, вы из Петербурга, как же это ваш дом?

– Кто вам сказывал? Вы меня знаете? – В голосе князя явственно читалось беспокойство.

Вера пришла в замешательство. Признаться, что с комедиантами на Масленицу представляла у губернатора потешки? Ни за что! Князь должен видеть только ее торжество в роли Дездемоны!