Кэтлин Вудивисс - На все времена
– Будет больно, – предупредила она, поднося к его лицу иглу с ниткой.
– Ничего, справлюсь, девушка, – заверил он.
Для того чтобы как следует зашить рану, ей пришлось встать над ним. Но он был так велик ростом, что ей почти не приходилось нагибаться. Сначала она боялась воткнуть иглу в его плоть, но он и глазом не моргнул, так что она принялась аккуратно шить.
Его глаза были такими синими, а ресницы – длинными и густыми, что ей пришлось вынуждать себя думать о чем-то другом. И, чтобы отвлечься и завести разговор на посторонние темы, она заметила:
– Мой отчим говорит, что Терстан имел право напасть на вас после целого дня отдыха.
Рейвен подождал, пока она протянет нить в очередной раз, прежде чем ответить:
– Так оно и есть, хотя я знал, что нужно быть готовым к удару в спину, особенно с таким, как он.
– Но все остальные состязались целый день. А просто ждать почти до самого конца…
– Но он все равно не победил, потому что не мог взять достаточно пленных.
– А мне кажется, ему не столько хотелось победить, сколько напасть на вас.
– Волнуетесь за меня, девушка? – тихо спросил он.
– Меня скорее волнует справедливость, – чопорно бросила она.
– О, в войне нет ничего справедливого.
– Но это не была война! – горячо возразила она.
– Для людей, подобных Колберту, это всегда война. И все это часть игры.
Она отвела иглу, чтобы всмотреться в него.
– Как можно относиться к этому столь беспечно, когда вас могли убить?!
– И вы скорбели бы по мне?
– Как по всякому павшему воину. Ну вот и все. И ваше красивое лицо более-менее осталось прежним.
Он тихо рассмеялся, когда она стала сосредоточенно оглядываться.
– Ножницы… ножницы… я знаю, вы где-то здесь, – бормотала она.
– Перекусите нитку зубами, – посоветовал Рейвен. Абриэль возвела глаза к небу.
– Так я могу потянуть ваши швы.
– Я это вынесу… а вы?
Его глаза опасно блестели, и Абриэль знала: он думает о том, насколько близка она будет к нему, если отважится перекусить нитку. Ей хотелось проклясть кровь дерзкого Бервина Харрингтона, текущую в ее жилах, кровь, из-за которой она так часто оказывалась не в состоянии задушить свои желания или не ответить на вызов.
Она как во сне нагнулась, схватившись за узелок, чтобы не натянуть швы, и перекусила нитку. Его влажное дыхание было жарким и волнующим. Он обхватил руками ее бедра, а она, на миг застыв, уперлась кулачками в его плечи.
– Что вы делаете? – возмутилась она, раздраженная тем, как неубедительно звучит ее голос.
– Хочу получить свой приз.
– Но я должна была поцеловать вас на людях. Чтобы все видели, как я выполняю свою часть сделки.
– Не волнуйтесь, девушка, все посчитают, что приятнее целоваться без посторонних глаз.
С этими словами он обнял ее за плечи, подхватил на руки, уложил себе на колени и впился в губы приоткрытыми губами. Потрясенная и ошеломленная, ответившая на поцелуй со всей страстью, Абриэль покорно встретила вторжение его языка, робко коснувшись его своим, прежде чем их пыл превратился в бушующее пламя, сжигавшее обоих. Она так же изголодалась по нему, как он – по ней, и льнула к Рейвену, словно к своему единственному в мире спасению. И прижималась все теснее, лихорадочно гладя его по спине.
Рейвен знал, что Абриэль – страстная женщина, но боялся, что после всех отказов она не сможет испытать к нему подлинного чувства. Ее губы были слаще земляники, нагретой солнцем и только что сорванной с кустика. Безумные фантазии бурлили в голове Рейвена.
Неожиданно Абриэль охнула и спрыгнула с его колен. Она тяжело дышала. Груди высоко вздымались.
– Это… это было жестоко и несправедливо.
– Но почему? – удивился он. – Вы сами предложили поцелуй победителю, а я всегда остаюсь победителем.
Его глаза потемнели еще больше и приобрели цвет штормового моря.
– Вам следовало бы знать, что «всегда» – это слишком долгое время. Не стоит принимать мой сегодняшний промах за искреннее чувство. Я никогда не выйду за вас. Потому что не могу вам доверять. Считайте, что вам повезло выиграть сегодня главный приз – кошель с деньгами, но вы никогда не завладеете ни моими владениями, ни мной.
Последние слова она буквально выплюнула; голубовато-зеленые глаза сверкали, рыжая грива разметалась по плечам. Сейчас она походила на разъяренную львицу.
Повернувшись, она пустилась бежать. Жаль, что она не может запереться в спальне: придется изображать хозяйку на вечернем пиршестве.
Весь вечер она улыбалась и обменивалась любезностями с гостями, но чувствовала себя куклой, словно кто-то подсказывал ей, что говорить и делать. Нечеловеческим усилием воли она запретила себе смотреть на Рейвена, не разразиться слезами гнева и грусти. Она выберет мужа среди своих поклонников… но их лица сливались, улыбки казались фальшивыми, она не могла придумать подходящих вопросов, чтобы получше узнать о каждом из них. Словом, чувствовала себя полной неудачницей, и, судя по встревоженному лицу матери, родители волновались за нее.
В следующие два дня замок снова опустел, и Абриэль всячески избегала расспросов о том, кого выбрала себе в мужья. Она понимала, что мать и отчим весьма терпеливы с ней, и искренне ценила их доброту. Абриэль старательно составляла списки имен и записывала причины, по которым каждый мужчина мог бы стать ей хорошим мужем. Но каждый раз, представляя, как обменивается поцелуем у алтаря, видела себя в объятиях Рейвена.
Засыпала она перед рассветом и на третью ночь, когда она уже едва не падала с ног, понадеялась, что проспит до рассвета, но открыла глаза, когда было еще темно. Разбудило ее приглушенное всхлипыванье, прерываемое криками боли и доносившееся из коридора за дверью ее спальни.
Опасаясь, что в замке произошла какая-то трагедия и у двери стоит ее мать, которой необходимо поговорить с дочерью, Абриэль задрожала от страха. Слишком свежим в ее памяти было падение Десмонда с лестницы, чтобы надеяться, что подобное не повторится даже с теми, кого она нежно любила.
Спеша узнать, кто плачет под дверью и что случилось, Абриэль ударила кресалом о кремень и зажгла свечи в канделябрах у постели, прежде чем накинуть шаль на ночную сорочку. Схватив канделябр, она поспешила в гардеробную, но из осторожности прижалась ухом к двери. Однако все было тихо.
– Кто там? – спросила она.
– Миледи, не откры…
Узнав голос служанки, она отставила канделябр и помедлила: за дверью раздался звук пощечины, сопровождаемый приглушенным стоном. Абриэль тихо охнула при мысли, что какое-то грубое животное избивает Недду.
Возмущенная, она отодвинула засов, распахнула дверь и увидела Недду, лежавшую на полу, в ночной сорочке. Кровь текла из уголка губ и по щеке. Над ней возвышался настоящий гигант с испещренным шрамами лицом и густой бородой. По массивным плечам раскинулась грива пронизанных сединой черных волос.
