Сьюзен Джонсон - Чистый грех
Флора подняла на слегка ошарашенного Адама смеющиеся глаза.
— Не будь я такой доброй, — сказала она, — я бы тебя заставила разработать стратегию моего исчезновения и попадания в твоей номер!
Её глаза смотрели тепло и радостно: ей припомнилось, как он по утрам, крадучись, уходил от нее, спящей. Как давно это было! Полторы вечности назад!
— Ну, похоже, ты сама отлично справилась, — с мягкой улыбкой произнес Адам, беря с пола ее полотняный сак, а из рук — предметы для верховой езды.
— Просто мне очень повезло, хотя задачка была не из легких, — капризно пожаловалась Флора. — Кстати, вернувшись от Фисков, мы с папой встретили в холле Джеймса.
— Да, он уехал в становище.
— Ха! Но ты не знаешь, что и я уехала с ним! Он у тебя молодец — мигом сообразил что к чему. Как только я услышала, что он покидает город, меня вдруг осенило. И я с ходу заявила, что еду с ним, потому что мне интересно побывать в лагере горных Воронов. Отец принял все это за чистую монету и не возражал. Договорились, что мы с папой воссоединимся в поселке Четырех Вождей через несколько дней. Джеймс поднялся в наш номер и подождал, покуда я соберу вещи. Умница Джеймс! Он так мил со мной!
— Главное, чтобы он не переборщил с «милостью», — буркнул Адам.
Фиалковые глаза Флоры шаловливо сверкнули.
— Эге! Да ты никак ревнуешь? Люблю, когда ты так вот сердишься.
— Была бы охота ревновать! Не обольщайся.
— Ах, ты так? В таком случае, я еще успею догнать милейшего Джеймса. — В глазах девушки прыгали чертики.
Адам небрежно швырнул на пол все вещи, шагнул к Флоре и порывисто обнял ее. Не век же им топтаться в прихожей!
Держа Флору в своих объятиях, он по инерции бросил:
— Если хочешь, беги за ним.
— А если не хочу? Что мне будет, если я останусь здесь? Стоило ли мне претерпевать такие трудности, чтобы пробраться к тебе?
— Будет хорошо — гарантирую.
— Не слишком ли вы самоуверенны, милорд?
— С тех пор, как я уехал с ранчо, я только о тебе и думал… А сейчас я ждал тебя, — тут он метнул взгляд на часы, — я ждал тебя, ерзая в кресле, час и семнадцать минут.
— Ты провел время так бездарно? Только ерзал в кресле — и ничего больше? — рассмеялась девушка.
— Нет, я ерзал со смыслом, — сказал Адам с понимающей улыбкой. Для обоих этот полунелепый обмен репликами был полон чувственных обертонов.
— Ты бывал так великолепен в своих жарких импровизациях, — шепнула Флора, горячо дыша ему в подбородок. — Я вся дрожу при мысли, как хорош ты будешь во время тщательно спланированной встречи.
— Тщательности тут не ахти сколько! — воскликнул Адам, наклоняясь и с ласковой шутливостью целуя ей кончик носа. — Это, считай, опять встреча на ходу — каких-то жалких сорок восемь часов!
— Целых сорок восемь часов! — упоенным шепотом возразила девушка. — Благословение Божье! Ты разве забыл, что прежде нам не доводилось проводить вместе больше одной ночи подряд — да и то все эти ночи были обрезаны по краям. Господи, какое счастье, что я проиграла свою дополнительную ставку!
— Для меня это тоже великое счастье, — сказал Адам, обжигая ее страстным взглядом. — А теперь — к черту твою одежду. Она не надобна для той верховой езды, которой ты здесь займешься.
Он подхватил девушку на руки и понес в спальню. Там усадил возлюбленную на край постели и принялся дрожащими руками расстегивать пуговки ее блузки, заправленной в амазонку. На третьей пуговице внезапно брызнула в глаза голая плоть — под шелком ничего не было.
— И Джеймс видел тебя в таком виде! — укорил Адам. — На тебе же нет ни корсета, ни нижней сорочки!
— Не будь ханжой, — поспешно сказала Флора, видя что он готов вот-вот нахмуриться. — Извини меня, но я так спешила! После бала я Бог весть сколько времени снимала свои вечерние доспехи: нижние юбки, шнуровка и все прочее — рехнуться можно! Ты же сам понимаешь, без служанки это целое приключение! Поэтому у меня не хватило сил возиться с одеванием: я набросила на себя только самое необходимое…
— Он небось видел торчащие соски под тонкой тканью блузки!
Адам натянул шелк — и действительно набухшие соски выдавались вперед самым неприличным образом.
— Я не хотела дразнить его или нарушать приличия, — вздохнула Флора. Ей было так приятно это его баловство с шелком. От сосков по всему телу расходились сладостные мурашки. — К тому же ночь, света мало, никто и не заметил мою маленькую шалость…
— Возможно, возможно, — тихо бормотал Адам, продолжая расстегивать блузку. — А теперь оставайся здесь. — Он слегка надавил руками на ее голые плечи, как бы подчеркивая свой приказ. — А когда я сяду вот там, — сказал он, кивая головой в сторону окна, — иди ко мне.
Молодой человек снял руки с ее плеч, пересек комнату и опустился в кресло у окна, критически щурясь на ее фигуру.
С расстегнутой на груди блузкой Флора продолжала сидеть на краю кровати — ноги не касаются пола, руки разбросаны у бедер, а в голове сущий сумбур: она не знала, как реагировать на команды Адама. Охваченная вожделением, девушка всегда терялась, когда он становился властным: начинало тянуть в разные стороны — плоть звала к утехам, а разум закипал от сознания, что ее используют как вещь. Щеки у нее горели, во рту пересохло, во всем теле была истома давно лелеемого желания.
Даже в простенькой блузке и заурядной амазонке Флора излучала такую животную страсть, что Адам закипел ревностью — темной, беспредметной. Ее неподвижность была полна внутреннего движения, и ему чудилось, что сейчас блузка сама по себе сползет с плеч, гонимая прочь одной лишь силой хозяйкиной похоти.
Еще несколько минут назад, до ее долгожданного прихода, он готовился немедленно опрокинуть Флору и овладеть ею чуть ли не в прихожей. Теперь же он сидел и внутренне кипел от злобы по поводу ее чрезмерной, бьющей через край чувственности. Эти пламенеющие щеки, этот порочный взгляд, эта лестная для него и все же такая мерзостная готовность расстелиться под ним с раскинутыми ногами — наглая, красивая, волшебно-манящая тварь! Черт возьми, ведь, в конце концов, неприлично — возбуждаться так вот легко! А может быть, он вправе обвинять ее в том, что у него возникает какое-то торможение по отношению к ней и он становится пленником сомнений и подозрений? Нет ли в ней некоего отталкивающего избытка женственности и чувственности? Должен ли он подавлять свои животные импульсы и отчаянное желание смять ее, покорить… и в конечном счете обуздать? Плыть по течению ее страсти для него было нестерпимо, почти унизительно. Она руководит их отношениями и направляет их по своему усмотрению — это касается даже хода интимных встреч. Тогда как главный — он, и это ей должно плыть по течению его страсти! Тонкость не такая уж глупая, если вдуматься хорошенько.
