Сари Робинс - Скандальные намерения
– Нет. Он лишь сказал, что это была карта его и Сильвестра и она ему очень нужна. Я разговаривала с ним всего лишь несколько минут. Я сразу поняла, что он один из тех самых воров.
Джеймс встревожено выпрямился.
– Он не причинил вам никаких неприятностей?
– Когда я отказалась помочь ему, он стал говорить о золоте, предложил поделиться со мной, если я помогу ему.
– Золото или товары?
– Этот человек говорил именно о золоте. Я ответила, что ничем не могу ему помочь.
– Вы его видели после этого? – спросила Шарлотта.
– Нет. Он сразу ушел. Я была удивлена. С этих пор я его не видела. – Она вдруг нахмурилась. – Мне следует беспокоиться, ваша светлость?
Джеймс на мгновение задумался, затем медленно покачал головой.
– Я думаю, что этот человек вернулся бы, если бы был уверен, что вы знаете что-либо еще. Честно говоря, я испытываю облегчение от того, что он не причинил вам неприятностей. Должно быть, он понял, что вы говорите правду.
Миссис Эджертон грустно улыбнулась и обвела рукой комнату.
– Я спросила его, неужто он думает, что я жила бы в таких условиях, если бы у меня была карта, благодаря которой можно найти золото. И вскоре после этого он уехал.
– У них не больше прав на золото, чем у нас, – заявила миссис Вейн, внося поднос с лимонадом и печеньем.
Джеймс встал, когда миссис Вейн поставила поднос на неполированный деревянный стол.
– Поскольку я был руководителем в военном ведомстве, когда были совершены кражи, я взял на себя ответственность за то, чтобы исправить это.
Миссис Вейн разогнула спину, вытерла руки о юбки и фыркнула.
– Скорее всего вы хотите сами заполучить награбленное. Все вы одинаковы.
Джеймс бросил на женщину такой взгляд, который способен остановить ураган.
– Все возвращенное имущество будет передано законному владельцу – английскому правительству. Эти деньги принадлежат казне, и я прослежу, чтобы они ни в коем случае не попали в нечестные руки.
Шарлотта тихо положила руку на рукав Джеймса.
– Миссис Вейн, кажется, у меня порвалась кайма на юбке. Не снабдите ли вы меня ниткой и иголкой, чтобы я могла ее подшить?
Женщина нахмурилась. Ее застала врасплох перемена темы в разговоре. Кивнув, она медленно сказала:
– У меня есть то, что вам нужно, в салоне.
Шарлотта поднялась.
– Извините нас, ваша светлость и миссис Эджертон, я подошью кайму, чтобы она не порвалась дальше.
– Да, конечно, дорогая, – откликнулся Джеймс. Шарлотта последовала за миссис Вейн. Приблизившись к порогу, она наклонилась и украдкой надорвала кайму. Подняв голову, она встретилась с взглядом Джеймса. Он смотрел на нее так, словно у нее вдруг выросли рога.
Она игриво подмигнула Джеймсу. Тот замигал, выпрямился, и Шарлотте с трудом удалось подавить смешок. Это было так интересно – хотя бы иногда смутить его.
Слегка озадаченный, Джеймс остался наедине с миссис Эджертон. Его невеста снова показала себя весьма неординарной и загадочной штучкой.
Глядя поверх стакана с лимонадом, вдова негромко проговорила:
– Мисс Хейстингс очень мила, ваша светлость. Могу я вас спросить, почему она здесь с вами?
– Она моя невеста.
– Будьте осторожны, ваша светлость. Сильвестр вращался в кругах, пользующихся сомнительной известностью.
– Что касается моей нареченной, то все необходимые предосторожности я предпринял, миссис Эджертон.
– Она помогает вам в ваших расследованиях?
– Да.
– Должна сказать, что это выглядит странно для леди ее положения: заниматься делами, связанными с коррупцией.
– Шарлотту никак не отнесешь к типичным леди, миссис Эджертон.
Этот факт все более и более вызывал его восхищение.
– Могу я снова задать вам дерзкий вопрос: вы любите друг друга?
Джеймс повел плечами.
– Мы подходим друг другу.
– Вероятно, лучше, если вы не влюблены. Влюбленность иной раз делает человека слепым. Как это было у меня с Сильвестром.
Джеймс нахмурился. Он и Шарлотта не имели ничего общего с Эджертонами. У них налицо взаимное уважение, восхищение, совместные ценности и... секреты. Разве могли у него и Шарлотты быть серьезные отношения, если бы они основывались на стремлении нажиться, как того хотел его кузен? Не желая слишком глубоко копаться в своих чувствах к Шарлотте, он поспешил отбросить эту мысль.
– Скажите, мисс Эджертон, – осторожно спросил Джеймс, – ваш муж упоминал кого-нибудь еще из числа людей, причастных к заговору?
Миссис Эджертон задумалась.
– Он что-то говорил о хозяине, но я ничего о нем не знаю. Сильвестр был настолько запуган этим негодяем, что даже боялся произнести его имя.
Джеймс остался доволен тем, что никто не знал о причастности к заговору его кузена. В особенности тем, что этого не подозревала Шарлотта. Мортимер был отменный негодяй, заслуживающий самого строгого наказания. Однако хорошо бы получить побольше подтверждений, прежде чем он утвердится в мысли об убийстве человека, в жилах которого течет родственная кровь.
Миссис Эджертон показала на тарелку с печеньем:
– Пожалуйста, попробуйте лимонного печенья. Его пекла Лора, и оно очень вкусное. Разве что чуть кисловатое.
В салоне Шарлотта села на длинный диван. Вдова извлекла из шкафчика в углу корзинку для шитья, нашла иглу с ниткой.
– Надеюсь, черная нитка подойдет, – сказала миссис Вейн. – Она уже вдета.
– Вполне подойдет, благодарю вас.
Шарлотта сняла перчатки, аккуратно приподняла низ платья и приложила кайму на положенное место. Мило улыбнувшись, она добавила:
– Надеюсь, вы составите мне компанию, миссис Вейн? Страшно не люблю шить в одиночестве!
– Воспользуюсь случаем и поштопаю свои чулки.
Миссис Вейн извлекла старые чулки из корзинки, облизала палец и стала вдевать нитку в иглу. Шарлотта неспешно работала иглой, в душе благодаря миссис Мей, за которой она наблюдала, когда та занималась шитьем. Стежки у нее получались вполне сносными. Правда, она не думала, что миссис Вейн станет слишком присматриваться к ее работе. С безразличным видом она спросила:
– Должно быть, вас напугал тот мужчина, который интересовался украденным золотом?
Во взгляде вдовы мелькнуло выражение гнева и... боли. Она покачала головой и нахмурилась.
– Напугал? Нет. Он не относится к числу тех, кого можно испугаться.
– Я бы испугалась, если бы ко мне заявился после всего случившегося незнакомый человек. Мне бы казалось, что он насквозь порочный.
