Мюриел Болтон - Золотой дикобраз
Людовик покраснел.
— Он сказал почему?
— Он рассказал очень печальную историю о том, что вы его невзлюбили. Я вас понимаю, мне он тоже не нравится, но, — тут де Морнак пожал своими широкими плечами, — он грамотный и очень ловкий. Именно такой камердинер мне и нужен.
— Я не желал бы жить с ним под одной крышей.
— Но почему?
— Ну, во-первых, он омерзителен, а во-вторых, он шпион короля.
— Что вы говорите! — воскликнул де Морнак. — И когда же вы это обнаружили?
— Сегодня, хотя мог бы догадаться об этом и раньше.
— Да, мне это тоже пришло в голову, когда вы привезли его с собой из Амбуаза.
— Я подозреваю, что Леона убили, чтобы Поль мог занять его место.
— Это вполне вероятно, — грустно заметил де Морнак. — А он знает о том, что раскрыт?
— Нет. Да это и не важно. Я не желаю его здесь видеть.
— Но, — медленно произнес де Морнак, — король непременно внедрит в наш дом еще одного своего человека. Так не лучше ли оставить этого. Мы хотя бы знаем, кто он такой?
В восторг от этой идеи Людовик не пришел, хотя был вынужден согласиться, что это разумно.
Де Морнак кивнул и добавил с мрачной улыбкой:
— Я заставлю его работать день и ночь, а самое главное, забуду платить ему жалование. Пусть платит король.
Людовик согласно кивнул, и было решено — Поль остается, хотя у Людовика осталось чувство, что этот королевский прихвостень еще доставит им хлопот.
* * *По замку давно уже ходили слухи о де Морнаке и госпоже. Естественно, рано или поздно они достигли ушей Марии. Это подвигло ее поторопить событие, которое все равно она считала неизбежным. Мария-Луиза покинула дом, Людовик стал взрослым, и у него свои дела, он стал все реже и реже бывать дома. Мария была одинока. Однажды ночью в своей спальне, где она предавалась любви с де Морнаком (а они занимались этим так часто, как только могли), Мария сказала ему об этом.
— Ален, я считаю, мы поступаем глупо, что до сих пор не поженились. Сколько вот таких счастливых ночей мы с тобой пропустили.
— Не так уж и много. Да и потом, какая разница обвенчал нас священник или нет.
— Но с каждым днем становится все опаснее. В доме много гостей, Людовик уже вырос, с ним здесь его друзья. Подумай только, что произойдет, если Людовик увидит, как ты ночью выходишь из моей спальни. У меня сердце останавливается от одной мысли об этом.
Де Морнак улыбнулся в темноте.
— Скорее всего он устроит грандиозный скандал и будет пытаться меня убить. Правда, счастливее от этого никто не станет.
Мария продолжила очень серьезно:
— Ему приходилось выслушивать так много сплетен обо мне. Если он увидит тебя, то поверит, что это правда.
— Да, в это будет трудно не поверить, — заметил де Морнак, все шире улыбаясь.
— А что говорят слуги, можно только догадываться.
— Вот уж в этом я не сомневаюсь.
— Ну вот я и говорю, самое лучшее для нас — это пожениться. Мне кажется, вместе мы будем счастливы.
Де Морнака всегда забавляла эта ее милая серьезность. Боже, как это мило, они живут уже восемь лет фактически как муж и жена, и она считает, что, если их союз будет освящен сейчас церковью, они сразу станут счастливее.
— Я тоже считаю, что мы могли бы быть счастливее, — тихо ответил он, и в его голосе чувствовалась легкая ирония, — но думаю, это не то счастье, за которое следует бороться. Подумай только, какая пища для сплетен, как будет доволен король, который поощрял все эти позорные слухи о тебе.
— Но почему? Если мы поженимся, наоборот, слухи прекратятся.
— Нет, дорогая. Это только подтвердит, что то, о чем они так давно твердили, правда. Что мы много лет были любовниками, что Людовик мой сын.
— Как это может подтвердиться, если это ложь?
Де Морнак был сейчас доволен темнотой. Мария обиделась бы, увидев, что он улыбается.
— Не такая уж это ложь. Кое-что правда. Ведь мы и сами не знаем, когда это точно началось. Мария, — де Морнак заговорил более серьезно, — подумай в конце концов о Людовике.
Но Мария знала одно — Ален до конца дней должен быть рядом с ней, и разумеется, с одобрения церкви. И еще она боялась, что он ее оставит. Она чувствовала, что его интерес к ней слабеет, не то что прежде. В последние годы она растеряла многое из своей былой красоты, да и была уже далеко не молода. Тут сказалось все — и страсть, которой она никогда не знала с Карлом, и боязнь быть разоблаченной, и постоянный разлад с собой, и тревога за детей, — в общем, все это и многое другое наложило на ее красоту свою тяжелую лапу. Напряженно вглядывалась она в зеркало, пытаясь разглядеть то, что однажды де Морнак назвал «примулой, поднявшейся среди сугробов». Да, она боялась. Боялась того дня, когда навеки его потеряет, и надеялась удержать его рядом с собой с помощью брака. Поэтому никакие аргументы на нее не действовали, ничего она не хотела слушать. В его голосе она замечала только нотки нежелания.
— Так ты что, не хочешь на мне жениться? — резко спросила она.
— Конечно, хочу. Я уже давно твержу тебе одно и то же — если бы ситуация была иной, нам непременно следовало бы пожениться. Больше всего меня заботит твоя репутация, чтобы тебе было хорошо.
И тут Мария ответила. Это был ответ герцогини Орлеанской, когда она не духе. Тон был строгий и властный, каким прежде она никогда говорить с ним не осмеливалась.
— А мне кажется, я могу себе позволить самой судить, что для меня хорошо, а что плохо. Я считаю, что мы должны пожениться!
Де Морнак пожал плечами. Жениться так жениться. Брак с Марией, конечно, даст ему ряд преимуществ — обеспеченное будущее и существенно лучшее настоящее. Его увлечение Марией было и сильнее и дольше, чем все то, что он прежде испытывал к любой другой женщине, да и годы тоже для него не стояли на месте. Порой, вышагивая под утро по темным холодным переходам замка, он вздыхал о тепле и удобстве жизни в браке. Разве это не удовольствие — засыпать и просыпаться в одной и той же постели. В этом деле ему всегда что-то мешало. Чаще всего мужья. Вспоминая то множество постелей, какое он посетил, де Морнак улыбался. Может быть, жизнь добропорядочного супруга будет для него и легче, и лучше, чем он думает.
— Ты любишь меня? — спросила Мария. — Ты любишь меня так же, как прежде?
Этот вопрос она задавала столь часто, что это у них превратилось в своего рода игру. Ответ был известен заранее.
* * *Де Морнак знал, как воспримет Людовик известие о помолвке матери, и поэтому настаивал, чтобы Мария разрешила ему самому поговорить с ее сыном. Он понимал, что Людовик более спокойно примет такое объяснение, что, мол, годы идут и его мать нуждается в друге и советнике, чтобы он был рядом. Это лучше, чем если Мария начнет толковать ему про любовь и все прочее. Людовик сразу задумается, не началась ли эта любовь за девять месяцев до его появления на свет. Мария, в свою очередь, настаивала, что она более деликатно сможет объяснить Людовику ситуацию.
