Пенелопа Томас - Тайна
— И Вы не покинете меня?
Ее вопрос поразил меня. Мне не приходило в голову, что она объяснила мое состояние тем, что мне не нравится жить в Холле.
— Дорогая Кларисса, разве я не дала обещание, что никогда не сбегу из этого дома? Ты должна мне верить.
— Я думала, что Вы разозлились на меня.
— Почему я должна была злиться?
Она вздохнула и несколько расслабилась. Очевидно, мое искреннее удивление успокоило ее подозрение.
— Даже если бы ты меня чем-то огорчила, я бы попыталась побеседовать с тобой, а не пускаться в бегство.
Глазки ее забегали, я наклонилась и поцеловала ее в щеку.
— Ну, хватит заниматься ерундой. Мэри скоро принесет второй завтрак и может подумать, что я тебя ругала.
— И скажет папа.
— И нам обеим достанется.
Она хихикнула: он никогда ее не бранил.
— Почему ты решила, что я недовольна тобой? — спросила я, видя, как румянец вернулся на ее щечки и глаза снова оживленно засияли.
Она бросила взгляд на альбом, который еще лежал на столе возле доски.
— Я собиралась показать Вам, правда, собиралась.
— Я знаю.
Ее нижняя губка задрожала, но она все же улыбнулась и, схватив альбом, сунула его мне в руки. Так как я не сразу его открыла, она снова забрала его и стала листать страницы, пока не нашла то, что искала.
Я посмотрела на рисунок, пытаясь понять, что на нем изображено. Кларисса не обладала художественными способностями, свойственными некоторым детям ее возраста. Но она явно изобразила окно. Оно было высокое и узкое, пересеченное линиями, видимо, обозначавшими перекладины рам. По одну сторону окна сидели две скрюченные фигуры, одна сжимала другую. Я поняла, что это должно было обозначать Клариссу, державшую в руках Матильду.
По другую сторону окна было изображено что-то неясное, но тоже похожее на человеческую фигуру. Мужскую или женскую — разобрать было невозможно. Она была нарисована в более светлом цвете, чем первые две, и контуры ее были нечеткими.
Но в целом фигура производила страшное впечатление. Все линии были искажены, то ли от недостатка умения, то ли специально, трудно было сказать. Ведь фигуры ее и Матильды были нарисованы вполне правильно. По крайней мере, они не производили впечатления чего-то угрожающего, что чувствовалось в третьей фигуре.
— Что это? — спросила я, надеясь получить объяснения.
— Иногда у меня бывают кошмары. Тогда я вижу это чудовище.
Взгляд ее был прикован к листу, лицо побелело.
— Это мой… моя…
Она задрожала и выбежала из комнаты.
Глава 13
В холле раздался звон разбитого стекла. Я выронила альбом и выбежала из классной комнаты. На полу в луже коричневой воды валялись осколки разбитой вазы и свежесорванные фиалки. Мэри склонилась над разбитым стеклом в позе отчаяния. Увидев меня, она указала глазами на комнату Клариссы.
— Она налетела на меня, мисс, и выбила вазу из рук. На нее это так не похоже. Она была вне себя.
— Пустяки, — успокоила я ее. — Убери, пожалуйста, стекло и вытри лужу. Я позабочусь о Клариссе.
— Да, мисс.
Кларисса стояла над умывальником в своей спальне, ее рвало. Я поспешила поддержать ее, так как спина конвульсивно двигалась вверх и вниз, и держала ее за плечи, пока не прекратились спазмы. Когда она выпрямилась, лицо ее было мертвенно бледным.
— Тебе лучше? — спросила я. Она слабо кивнула.
— Я не думала, что мой вопрос тебя так расстроит.
— У меня все утро болел живот.
Я подумала, что ее могло расстроить что-то большее, чем история с рисунком. Или она заболела. В доме был грипп: болели Дейви и одна из горничных. Я потрогала лоб, он был горячий, лицо тоже начинало гореть.
Я уложила ее в постель. Молчаливая и покорная, она позволила мне ухаживать за ней. Меня мучил вопрос, было ли ее ночное видение вызвано болезнью, или наоборот. В любом случае решение поделиться со мной большим секретом должно было стоить ей многих душевных сил.
И что осталось недосказанным? Я вспомнила ее последние слова: «Это мой… моя…»
Что мог видеть ребенок шести лет такого, что он определил как принадлежащее ему? Что могло ей померещиться в тот вечер, когда она сильно испугалась, посмотрев в окно из холла для прислуги?
Ее мать? Гувернантка? Отец? Но вряд ли она испугалась бы знакомого лица. Лорда Вульфберна вообще не было в имении, он был в Даблбуа. Я подумала о причудах тумана и поняла, как легко они могли обмануть зрение ребенка, если ей почудился за окном призрак женщины.
Миссис Пендавс взволнованно сбежала в комнату, прервав мои мысли.
— Она заболела? — спросила она. — Мэри говорит, ребенок был не похож на себя.
— Думаю, у нее грипп, — ответила я. — Если бы Вы посидели с ней несколько минут, я попросила бы лорда Вульфберна послать за доктором.
Мне не пришлось долго искать Его Светлость. Мэри уже успела сообщить ему новость, и мы чуть не столкнулись на верхней ступеньке лестницы. Он протянул руку, чтобы остановить меня, напомнив прикосновением о том, что произошло прошлым вечером. На мгновение мне показалось, что он думает о том же, но первые его слова показали, что я ошибаюсь.
— Что с ней? Что-то случилось? Я успокоила его.
— Нельзя было оставлять ее одну.
— С ней миссис Пендавс. Я шла сообщить Вам. Мне кажется, что не мешает послать за доктором.
— Я уже отдал распоряжение Уилкинсу, чтобы он послал Бастиана.
Я сама должна была понять по его тону, что он сделал все, что нужно. В это утро он придирался к каждому моему движению. Я поняла, что он разочарован во мне по причине, вовсе не связанной с Клариссой. Он выглядел несколько осунувшимся, под глазами были темные круги, лицо не брито, одежда измята. Можно было подумать, он снова провел ночь в кабинете на узком диване.
Заметив, что я внимательно разглядываю его, он иронически произнес:
— Может быть, лучше обратить меньше внимания на мою ничтожную особу, а позаботиться о моей дочери?
— Конечно, милорд. Но мне хотелось бы сказать Вам пару слов конфиденциально.
— Перейдем в Вашу гостиную?
Сначала я хотела предложить классную комнату, но передумала.
— Да, там будет удобно.
— Я загляну к Клариссе и приду, — сказал он.
Я пошла вперед по коридору, он шел позади. Я чувствовала его взгляд и старалась не спотыкаться, ноги с трудом держали ровный шаг, словно на меня наступало облако, готовое разразиться ураганом без предупреждения. Даже его шаги ассоциировались у меня с ударами грома, каждый шаг эхом разносился по коридору.
Я чувствовала, что не могу выдержать такого напряжения, и вошла в класс, чтобы пропустить его вперед. Альбом Клариссы все еще лежал на полу. Я подняла его и открыла страницу, которую она мне показала. Снова ее рисунок заставил меня внутренне содрогнуться. Решив, что не стоит оставлять этот рисунок в альбоме, чтобы снова не вызвать у Клариссы неприятных воспоминаний, я вырвала лист и убрала альбом в стол.
