Шеннон Фаррел - Дом там, где сердце
– Мне нравятся эти башни. Очень красиво, – отметила Мюйрин, когда они проходили мимо.
– А там, у плотины, остатки старого францисканского монастыря. Он был построен в тысяча четыреста семьдесят четвертом году, но сильно разрушен в тысяча шестьсот первом году Хью Роу О'Доннелом, когда тот держал в осаде своего кузена Гарбана и английский гарнизон. Он пытался объединиться с англичанами, хотя ему это не удалось, и был заточен в темнице до самой смерти в тысяча шестьсот двадцать девятом году, – рассказывал ей Локлейн, пока они, разглядывая витрины магазинов, шли по дороге на рынок вдоль ромбовидной поляны.
– Откуда ты так хорошо знаешь историю своего края? Я, например, всегда была равнодушна к истории Шотландии, – сказала она, пораженная знаниями Локлейна.
– Было несколько великих историков, известных как «четыре мастера», которые в семнадцатом веке взялись написать историю Ирландии, – пояснил он.
Он повел ее к углу ромба, где находился странного вида камень с высеченной надписью.
– Они были отсюда, и это маленький памятник, увековечивающий их. Они записали историю аббатства, на месте которого сейчас стоит этот отель.
– Удивительно. Я бы ее когда-нибудь с удовольствием прочитала, – ответила Мюйрин, взяв его за руку и направляясь к отелю, где им удалось немного отдохнуть. Локлейн поинтересовался, кто сможет отвезти их в Россноулаг, чтобы они приступили к сбору дров.
Через полчаса он сообщил:
– Нас подвезут.
Они ехали на повозке для перевозки мебели, которая отправлялась из города после того, как рано утром был продан весь товар.
Проехав несколько миль, Локлейн предложил:
– Давай сойдем и немного прогуляемся.
Он помог ей спуститься с повозки, и его руки на один счастливый миг задержались на ее тонкой талии. Они прошли пешком около трех миль, пока наконец достигли лучшего из пляжей, которые Мюйрин видела за всю жизнь. Он простирался на мили золотой лентой, с водорослями, с ценными обломками дерева и морскими ракушками – единственным, что выделялось на его гладкой поверхности.
Мюйрин сняла ботинки и чулки и подняла до колена юбки, наслаждаясь ощущением прохладного гладкого песка под ногами. Тэйдж, который был с ними и послушно просидел у нее на коленях в течение всей поездки, носился, играя с бурунами, и через некоторое время даже последовал примеру своей хозяйки и стал собирать деревяшки и складывать их в кучу.
Он оказался к тому же и прекрасным ловцом морской живности. Когда солнце поднялось высоко в небе, Локлейн предложил наловить крабов и моллюсков на обед. В шаль Мюйрин, завязанную у нее на талии как фартук, они стали собирать моллюсков, труборогов и мидий. Локлейн развел небольшой костер из вынесенных на берег обломков, и они приготовили обед в предусмотрительно взятой Мюйрин небольшой кастрюле с пресной водой. За этим обедом втроем Мюйрин с Локлейном обсудили все, что им предстояло сделать за день.
– «Андромеда» – хороший корабль.
– Да, очень. С ним мы сможем сделать очень много. Знаешь, Локлейн, я действительно чувствую, что все наконец-то начинает меняться к лучшему.
– Я надеюсь на это.
Он улыбнулся ей и, чтобы скрыть свои эмоции, ласково потрепал по голове щенка.
Закончив обед, они еще час собирали дрова, но солнце стало припекать, и Мюйрин сняла свое красно-черное платье и все остальное, кроме нижней юбки и сорочки, и бросилась в воду. Тэйдж кинулся за ней, гадая, что за новую игру затеяла его хозяйка.
– Мюйрин, сейчас же холодно! Немедленно выходи! – крикнул Локлейн, стоя босиком у воды.
Он испугался, что Мюйрин утонет, но вскоре убедился, что плавает она так же хорошо, как и делает все остальное. Он несколько минут наблюдал за грациозной наядой, а потом со вздохом разделся и бросился в прохладную воду.
– Мне было интересно узнать, умеешь ли ты плавать, – рассмеялась она.
– Не слишком хорошо, – признался он, останавливаясь там, где его ноги едва касались дна.
Мюйрин подплыла и поцеловала его. Спустя некоторое время они вышли из воды и побежали к уединенной песчаной дюне, оставив Тэйджа, радостно играющего на пляже.
Они судорожно слились друг с другом, торопясь и изнемогая в тревожном ожидании открыть что-то новое для себя, испытывая особое волнение от того, что видели реакцию друг друга в свете дня. От песка и ледяной воды их кожа покрылась мурашками, и каждое соприкосновение их рук казалось сладкой пыткой. Поглаживая ее грудь и живот, он лег сверху, войдя в нее одним уверенным ударом. Еще быстрее, чем обычно, почти мгновенно Мюйрин достигла оргазма, чуть раньше Локлейна.
– Какое блаженство, – промурлыкала она, расслабляясь. Она потерлась щекой о его влажную грудь, прижимаясь к нему, как довольный котенок.
– Вот что я всегда ненавидел на пляже.
– Что, заниматься любовью в дюнах?
– Нет, то, что здесь столько песка.
Локлейн, весь красный, пытался отчистить от песка свои сокровенные места, и чувствовал, как весь горит желанием.
Она поцеловала его, но подавила желание, помня о деле.
– Идем. Еще раз искупаемся и пойдем собирать дрова.
– Но ты же замерзнешь во всем мокром, – заволновался Локлейн.
– У меня свои секреты. Твоя сестра дала мне для тебя чистое белье, и я кое-что взяла с собой. Так что давай искупаемся, переоденемся и соберем еще немного. В конце концов, нам нужны удобрения. И помни, скоро приедут все остальные.
Момент был упущен, и, хотя Локлейн пытался вернуть его теплым возбуждающим поцелуем, дела оказались важнее. Ему нравилось быть с ней наедине, слушать ее детские воспоминания, переживания и рассказы о жизни в Шотландии. Раз, наклонившись за деревяшкой, она спросила:
– А ты никогда не рассказываешь о своем детстве, о себе. Почему?
Локлейн ответил не сразу.
– Должен признаться, мое детство было трудным. Тетя зарабатывала на жизнь шитьем. Ей было очень тяжело прокормить нас троих. Она и замуж не вышла потому, что никто не хотел брать на себя такую обузу.
– Это, наверное, ужасно – чувствовать, что ты никому не нужен.
– Да. Раньше мы с Циарой были более близки, но, когда повзрослели и пришло время подумать о своей семье, она изменилась.
– Каким образом? – спросила она, глядя ему в глаза. В них отразилась боль воспоминаний.
– Я не знаю. Она вела себя так, будто я был для нее недостаточно хорош. Она всячески манерничала и важничала. Она, можно сказать, утратила радость жизни.
Мюйрин удивила такая характеристика сестры Локлейна.
– Действительно, мне тяжело представить ее счастливой, если даже крошечный щенок может вызвать у нее истерику.
