Ольга Клюкина - Сапфо, или Песни Розового берега
И потом, стараясь блеснуть перед своими друзьями и сотрапезниками, небрежно называли чаши именно так, нередко начиная именно с этого интересный для всех застольный рассказ о посещении Лесбоса и особенно — школы легендарной Сапфо.
Сапфо вспомнила, что как-то Глотис рассказывала, будто расписанные ею вазы к тому же напоминают фигуры разных, хорошо знакомых ей женщин, и когда она работает, то нередко представляет, будто одевает в неповторимый наряд из узоров то Сандру, то Филистину или даже кого-нибудь из служанок.
Сапфо оглядела полки и нашла приземистую вазу с двумя ручками — канфар, которая действительно сильно напоминала Диодору, стоящую в своей излюбленной позе, поставив руки в боки, тем более что рядом с ней сейчас стоял еще более широкий, расписанный пшеничными колосьями килик, в котором безошибочно можно было узнать толстую, расплывшуюся фигуру кухарки Вифинии.
Сапфо попыталась представить, какая из ваз была больше остальных похожа на нее, но тут дверь отворилась и в комнату вошла Глотис, неся на плече кувшин с водой.
— О! Сапфо! — искренно обрадовалась Глотис. — Какая радость! А я думала, ты меня уже совсем позабыла! Ты ведь так давно ко мне не приходила, наверное, уже несколько дней, с тех пор, как в доме появилась толпа гостей. И хочу тебе высказать свое мнение, Сапфо, напрямик, — что столько мужчин в доме сразу — это слишком! Я не припомню, чтобы у нас раньше в школе было столько шума и ненужной суеты, какую, как правило, почему-то приносят с собой мужчины.
— Ничего, Глотис: гости приходят и уходят, и нет смысла слишком сильно мешать их движению, но также нарочно от него прятаться. Но ведь мы, Глотис, все равно остаемся, разве не так? Вот зашла посмотреть на твои новые работы, — улыбнулась Сапфо. — Ты же знаешь, у меня всегда повышается от них настроение.
Сапфо говорила сейчас чистую правду — ничто не действовало на нее более бодряще, чем общение с людьми, которые тоже занимались разными видами творчества, будь то новые утренние мотивы, сочиненные Филистиной, трактаты Дидамии, рисунки на вазах, сделанные Глотис, или даже просто цветочные венки, которые с неподражаемым искусством умела плести одна из совсем маленьких учениц школы.
После встреч с одаренными людьми у Сапфо действительно, как правило, заметно повышалось настроение и тоже, в свою очередь, возникало желание тут же создать что-нибудь совершенно необыкновенное.
И, как выяснилось, не только у нее одной.
Наверное, и сама идея школы Сапфо первоначально возникла из желания творчески одаренных женщин как можно больше времени проводить вместе и незримо поддерживать друг друга, при этом не мешая двигаться только своим, предначертанным великими богами путем.
Вот и сегодня Сапфо зашла к Глотис в поисках незримого «лекарства», которое могло бы ей помочь преодолеть внутреннее смятение и, самое главное, переломить неожиданно наступившее молчание.
Ведь случилось самое ужасное, что только Сапфо могла предположить, — она где-то потеряла все свои новые песни!
Как Фамирид, наказанный Музами!
Но только у нее это произошло буднично, совсем незаметно и — поэтому особенно страшно.
— Хорошо, что ты зашла сама, — сказала Глотис, ловко снимая с плеча кувшин. — Ведь я как раз начала твой новый портрет на вазе, Сапфо, и хотела попросить, чтобы ты немного передо мной посидела. Но вот только жаль, что сегодня ты не сделала той замечательной прически, которая была у тебя в тот день, когда я только что начала рисунок.
И Глотис сделала пальцами кругообразные движения, показывая жестом спускающиеся до земли локоны, которые несколько дней назад украшали Сапфо.
Сапфо немного удивилась — надо же, Глотис начала работать над ее очередным портретом!
Признаться, Сапфо пришла сегодня к Глотис еще и затем, чтобы посмотреть, как продвигается портрет Фаона, и, может быть, даже попутно что-либо узнать об отношениях этих двух молодых людей.
Ведь Сапфо с самого начала заметила, что Фаон подолгу не сводит с юной художницы взгляда.
И сегодня утром Сапфо пришло в голову, что, если она совершенно определенно убедится в том, что юноша влюблен в Глотис, ей дальше будет гораздо проще справиться со своими непонятными чувствами и потушить внезапно вспыхнувший огонь.
Даже и говорить нечего — неизмеримо проще!
И когда Сапфо шла сюда, она уже заранее настроилась на легкую, или пусть даже сильную боль, которая тем не менее принесет долгожданное исцеление.
Но бегло осмотрев в отсутствие Глотис уже завершенные вазы и те, где пока виднелись лишь наброски, Сапфо не заметила ни на одной из них ничего похожего на прекрасный облик Фаона.
— Вот, Сапфо, посмотри, — взяла в руки Глотис вазу, и Сапфо увидела на фоне черного лака тщательно процарапанную женскую фигурку.
По наброску было видно, что женщина, нарисованная на вазе, держала в руках лиру, и ее пока что еще не прорисованное лицо обрамляли ниспадающие вниз длинные локоны.
Но особенно Сапфо удивило, что Глотис на этот раз попыталась изобразить ее не в профиль и не в фас, что диктовалось общепринятыми художественными канонами, а как-то необычно, вполоборота.
И хотя Глотис еще не слишком удалось передать поворот фигуры, которая пока выглядела на вазе несколько излишне грузной и неуклюжей, но Сапфо понравилась сама попытка добиться на поверхности сосуда на редкость естественной и непринужденной позы.
— Глотис, это же просто удивительно! — воскликнула Сапфо. — Как ты додумалась нарисовать меня вполоборота, словно я прямо сейчас от всех отворачиваюсь. Ведь это очень сложно!
— Да, я уже и сама поняла, что сложно, — вздохнула Глотис. — Но хочу изобразить рядом еще и Алкея. Ведь ты же, Сапфо, пока не окончательно от него отвернулась, но все же и не поворачиваешься к нему как следует лицом, разве не так? Поэтому такой рисунок будет точно и правдиво рассказывать о ваших отношениях.
— Какая же ты умница! — еще раз похвалила Сапфо девушку. — Твоя способность к рисованию, а также наблюдательность и ум идут рука об руку. Да, расскажи, что интересного вчера было на симпосии? Ведь я сразу же после обеда уходила гулять.
— Вчера? — на минутку задумалась Глотис. — Да так, ничего особенного. Чужестранец Леонид рассказывал всякие небылицы о своих приключениях. Да, вот еще что — снова зашел спор про Фаона. Мне уже надоело об этом слушать!
— Про Фаона? — высоко подняла брови Сапфо. — О чем же именно?
— Да все об одном и том же — ехать ему в Афины или не ехать в Афины. Как будто бы нет ничего важнее, чем говорить про Фаона и про Афины. Скажи, Сапфо, ну что изменится в нашей жизни, если Фаон уплывет в свои дурацкие Афины или навсегда останется в наших краях пасти коз? Скажи, почему вот уже несколько дней и Филистина, и Дидамия, и Алкей, и такое ощущение, что все вокруг говорят только об одном и том же. Правда, впору хоть залепляй пчелиным воском уши!
