Шари Энтон - Завоеватель
Пальцы Клэр сжали ладонь Бернарда — они ждали, как Сеттон ответит на этот ошеломляющий удар. Но Сеттон стоял как вкопанный и молчал.
Маршалл сделал знак Бернарду.
— Продолжайте.
Бернард собрался с мыслями.
— Сеттон заключил с вами договор, думая, что я умер. Однако Клэр говорит, будто он получил известие, что я жив, за несколько дней до того, как вы с ним пришли к соглашению. Епископ Терстан был мертв, и, таким образом, никто не мог заставить его выполнить обязательства передо мною. Он обручил Клэр со знатным лордом вместо того, чтобы довольствоваться безродным рыцарем.
Сеттон вплеснул руками.
— Хватит! Хорошо. Поскольку все настаивают, чтобы Фицгиббонз получил вознаграждение, я дам его ему. Сэр Бернард, я жалую вам поместье Факстон. За это вы должны вносить мне плату в размере жалованья, причитающегося одному рыцарю, и поставлять тридцать бочек угря каждый год. А теперь убирайся с глаз моих долой!
В зале воцарилась мертвая тишина.
Факстон. Его дом. Предложи Сеттон ему особняк в день его возвращения, он с радостью согласился бы.
Бернард заглянул в янтарные глаза Клэр. Без нее он не примет предложения Сеттона.
— Это щедрый дар, но я вынужден отказаться. Я заявляю свое право на Клэр. Обещание, прежде данное мне вами, перевешивает вашу сделку с Маршаллом.
— Я ничего не обещал!
— В таком случае я бросаю вам вызов, чтобы честным образом уладить спор. Вы можете, разумеется, выбрать бойца.
Сеттон долго смотрел на Бернарда.
— Когда ты проиграешь, то выкатишься из Дассета и прекратишь мне докучать?
— Подождем исхода поединка. Итак?
Сеттон повернулся к Маршаллу.
— Поскольку вам не терпелось разобраться с этим мошенником по-своему, то, полагаю, вам с ним и сражаться.
Маршалл скривил губы.
— Мне бы следовало отказаться, чтобы вы сами вступили с ним в поединок, но Фицгиббонз заслуживает настоящего боя, достойного его чести. Только по этой причине я и соглашаюсь.
Глава девятнадцатая
Бернард предпочел чистить в пустой конюшне Кабала, чем наблюдать поединки других рыцарей. Гарт крепко забинтовал ему раненую спину и ушел учиться у других оруженосцев, как подавать пики.
Все было готово. Прошлой ночью они с Гартом по очереди караулили доспехи и Кабала.
Рано утром Бернард вышел за ворота Дассета на поле, предназначенное для состязаний. Он прошел вдоль зрительской трибуны, украшенной развевающимися на ветру цветными флажками. По обоим концам поля стояли шатры, где рыцари могли уединиться перед выходом или получить помощь в случае ранения.
Земля на поле выглядела ровной, но ко времени его выхода копыта лошадей превратят плотную поверхность в грязное месиво. Тем не менее, Бернард счел, что условия для поединков хорошие.
Кто-то вошел в конюшню. Это Юстас Маршалл. Он кивнул Бернарду в знак приветствия и сказал:
— Отличный конь.
Бернард молча продолжал свое дело, недоумевая, что понадобилось его сопернику на конюшне. Так как коня Маршалла еще раньше двое оруженосцев увели прогуливать и чистить перед турниром.
— Пришли полюбоваться на своего соперника, Маршалл?
— Отчасти. Но у меня имеются и другие причины, чтобы разыскивать вас, — ответил Маршалл. — После моего вчерашнего замечания Сеттону о том, что у вас должен быть честный поединок, я забеспокоился, не перешел ли я границы дозволенного. Я решил, что ваше военное искусство такое же, как мое, а не Сеттона. Приношу свои извинения, если я ошибся.
Бернард не сразу сообразил, обижаться ему или нет. Если то, что Хью и епископ говорили ему о Маршалле, правильно, то этот человек действительно искренен.
— Как бы мне ни хотелось выбить Сеттона из седла и отправить его в ад, вы правильно рассудили. Сказать по правде, я сразу понял, что Сеттон выберет вас моим противником, но не по тем причинам, которые он назвал.
— Что ж, я вполне удовлетворен. — Маршалл сцепил за спиной руки. — Правда, остаются две вещи, о которых я хотел бы вам сказать. Кажется, у нас с вами общий друг — Ранульф, граф Честерский. Он был очень рад услышать, что несколько рыцарей Черной розы все же выжили, и в особенности один из них — тот, которого он посвятил в рыцари и который предпочел сарацинскую саблю мечу. Это вы?
Графа вряд ли можно было отнести к друзьям Бернарда, поскольку он являлся одним из предводителей в Крестовом походе. Он действительно посвятил Бернарда в рыцари, но граф, как и Маршалл, вращался в кругах высшей знати, приближенной к королевскому двору.
— Это был я, — наконец ответил Бернард.
— В лице графа вы нашли верного сторонника, Фицгиббонз. Если здесь все закончится не в вашу пользу, поезжайте к Ранульфу. Он с огромным удовольствием возьмет вас к себе на службу.
Лучше бы Маршаллу не быть столь уверенным в победе.
— У нас с вами действительно двое общих друзей, милорд. Я провел последние дни в Хейлуэлле. Хью одолжил мне копья и щит, а также провел со мной несколько боев. Он очень высокого мнения о вас.
Маршалл бросил взгляд на копья, стоящие остриями вверх в углу стойла.
— Хью — хороший человек. Мы несколько раз выступали вместе на турнирах.
— Он мне про это говорил.
— Выходит, мое беспокойство насчет вашего умения было необоснованным.
— Необоснованным, но мною оцененным. — Бернард бросил щетку в мешок и вышел из денника. — Вы хотите еще что-нибудь выяснить?
Маршалл покачал головой.
— Нет, но я хотел бы объясниться по поводу Клэр. Ясно, что она предпочитает вас. Знайте, что я с уважением отнесусь к ее сердечной прихоти. Она ни в чем не будет нуждаться, и ни о каком рукоприкладстве ни от меня, ни от ее отца не может быть и речи. Так что вы не беспокойтесь о ее безопасности и благополучии.
О каком спокойствии можно говорить, когда Маршалл вежливо, но твердо дает ему понять, чтобы он отказался от Клэр?
«Сердечная прихоть». «Она ни в чем не будет нуждаться».
Бернард боялся, что сейчас у него с губ сорвутся грубые слова, поэтому только кивнул.
— В таком случае до свидания, — сказал Маршалл и ушел из конюшни.
Бернарда одолели сомнения. Он всем сердцем чувствовал, что Клэр его любит. Ради любви Клэр он способен на все: не повиноваться ее отцу, сражаться с Маршаллом. Но отпустить ее…
Если он проиграет, то другого выбора у него не будет. Он согласился смириться с исходом поединка. В случае поражения ему придется отдать Клэр Маршаллу и больше никогда с ней не видеться. Никогда не обнимать ее, не целовать, не любить.
— Бернард, уже пора. Ты готов?
От слов Гарта Бернард очнулся и поймал себя на том, что размышляет о последствиях проигрыша. Но этого не должно быть! Физически он готов к победе. Почему же его подводит разум? Он вспомнил другой, давний поединок, когда гнев притупил его мастерство, и вот теперь он позволяет Маршаллу сделать то же самое.
