Кортни Милан - Доказательство любви
– О господи! – простонала она.
Он бы предпочел «О, Гарет»!
И он решил сорвать с ее уст этот драгоценный крик.
Ее руки скользили по его обнаженным плечам. Эти прикосновения напоминали взмахи крыльев бабочки, не ведающей, следует ли ей присесть на цветок, или лететь прочь. Гарет снова вкусил солоноватый привкус ее груди, и ее пальцы вонзились в его плечи. Она опрокинула его на себя. Он не отрывался от упругого и твердого бутона, словно поддразнивая его кончиком языка, едва сжимая зубами. Ее руки медленно ощупывали его ребра, возжигая в нем нестерпимый огонь желания. Они обнаружили застежку его брюк. Она нащупала ее в темноте. Он почувствовал, как ткань поддалась. Несколько рывков, и сковывавший его движения материал слетел на пол.
Ее руки заскользили по его коже. Сердце Гарета громко забилось от охватившего его желания. Ее пальцы коснулись его возбужденного члена. Жар и удовольствие переполнили его, и он закрыл глаза. Волна возбуждения накрыла его, подчинила все его чувства. Теплое прикосновение ее руки, нежный, но требовательный захват ее подрагивающих пальцев. В темноте их тела тесно прижались друг к другу. Жаждая. Желая.
Господи, благодарю тебя за падших женщин.
Гарет тоже чувствовал себя падшим. Потерявшимся и ждущим ее, чтобы разрушить последний из барьеров, оставшихся между ними. Сорвать эту завесу анонимности и заставить ее произнести его имя.
Однако Дженни никак не давался этот барьер. И вместо того, чтобы раздвинуть ее покорные ноги, он решил поцелуями проложить себе путь к ее телу. Он провел языком по ее пупку, и она содрогнулась в его объятиях. Он поцеловал нежный холмик, за которым открывался путь в ее сокровенное лоно.
Но, бог мой, в страстных стенаниях, срывавшихся с ее уст, он так и не услышал своего имени. Гарет чувствовал, что ее переполняет желание, ее бедра возбужденно подрагивали от малейших его прикосновений. Руки ее судорожно сжимали тонкое покрывало. Он ответил на вопросы, задаваемые ее телом, действием: широко развел ее ноги и поцеловал теплую, сладкую щелочку. Он раздвинул языком ее нежную плоть, упиваясь солоноватым нектаром женщины. Ощутил ее возбуждающую влажность и готовность, однако ему нужно было больше.
Его рука медленно и осторожно коснулась влажной, шелковистой плоти между ее ног, палец скользнул в заветное отверстие, достигнув потаенной глубины ее лона. Ее женский проход был тесным и горячим, скользким и жаждущим. Мышцы ее сомкнулись вокруг его пальца, и он продвинул внутрь ее еще один, внимательно прислушиваясь к ее прерывистому, лихорадочному дыханию, изучая реакции ее тела. Он нащупал эту точку – ту самую, прикосновение к которой заставляло ее стонать и изгибаться в такт пружинящим движениям его пальцев. Он склонился над ней и принялся свободной рукой ласкать ее упругий сосок; мышцы ее лона судорожно сжались, твердея. Пламя желания окутало их обоих. Он нагнул голову и коснулся языком чувствительного бугорка между ее ногами.
Тело ее замерло. Стенки ее узкого отверстия зажали ласкающие их пальцы.
– О… – вырвался ее сдавленный крик. – О-о! – снова уже громче и отчетливее. И потом: – Гарет!
Словно молния пронеслась по его телу, доставляя ему чувства столь же мощные и сильные, как и первый аккорд ее сладостного освобождения. Волна за волной накрывали их. Он упивался ее наслаждением, чувствовал его пульсацию своими пальцами.
– Гарет! – выкрикнула Дженни вновь, и его имя на ее устах показалось ему более сокровенным, чем тот акт физической близости, что испытывали они вместе.
Казалось, она задыхалась, ее дыхание было тяжким и прерывистым. Гарет был возбужден, его мужской орган тверд и готов к действию. Он прижался к ней. Напрягшиеся кончики ее сосков коснулись его обнаженной груди. Она принялась жадно целовать его приблизившиеся к ней губы. Его язык поймал ее язык. О господи, как же он желал, как жадно вожделел ее в эту минуту.
Ты.
Его взметнувшийся орган требовательно уперся в низ ее живота. Дженни раздвинула ноги, словно устремляясь к нему всем телом. И едва его окрепший член дотронулся до ее жаждущей нежной и скользкой влажности, он понял, что пропал.
Он пропал, он потерял себя, но он словно продвигался к дому.
Ее бедра вздрогнули, и головка его затвердевшего члена вошла в ее заветное отверстие. Она рванулась ему навстречу, он сильнее прижался к ней – и принялся продвигаться дюйм за дюймом в ее нежное, открывшееся лоно. Оно было тугим и тесным, восхитительно тугим и тесным. Горячее удовлетворение обожгло его. Она подходила. И не только ее скользкий женский проход, но все ее тело, ее бедра, ее груди. Его руки были точно такого размера, чтобы сжимать в объятиях ее голову. Она была словно создана для него, она ему соответствовала. Она вобрала его в себя, и он заполнил ее.
– Гарет, – простонала она снова.
– Дженни. Бог мой, Дженни.
Их имена прозвучали одновременно. Гарет не мог больше сдерживаться. Он брал от нее. Он давал ей. Это был вековой танец любви, гораздо более сильный и захватывающий, чем логика. Она стала силой, приковывающей его, электрическими искрами, разбегавшимися по венам.
Она была его.
Ее пальцы вонзались ему в спину. В темноте она требовательно прижала его губы к своим. Она целовала его, и он пробовал на вкус звучание его имени, слетавшего с ее губ. Едва он вошел в нее, его сознание, его разум охватило бушующее пламя. Огонь страсти поглотил их. Она замерла в его объятиях. Стенки ее лона тесно сжали его в предвкушении наступления второго апогея желания. И Гарет позволил себе освободиться, низвергнув все, что было в нем, в последнем решающем движении.
Он прижал ее к себе, словно стараясь защитить от хаотичного шторма, рвущегося из его тела. Шторм миновал, оставив его выжатым как лимон и удовлетворенным.
Гарет нуждался в глотке свежего воздуха, надеясь, что рассудок вернется к нему вместе с ним. Однако время словно замедлило бег.
Что скажет она теперь? Несмотря на то что его тело скрывало ее, его грудь прижимала нежные изгибы ее тела к матрасу, казалось, лишь один Гарет попал в ловушку. Его легкие пылали от напряжения. Или эмоций. Не важно, от чего именно, но он никак не мог снова восстановить дыхание. Оно словно скрылось где-то внутри ее, глубже, чем его все еще подрагивающий орган, зажатый в ее лоне.
Что он только что испытал? Это было удовольствие. Объединение. Связь. Это было концом долгого, черного одиночества. Гарет не мог заставить себя оторваться от нее. Потому что это было всем.
Всем, но только не тем, чем просила она это назвать.
Это не было прощанием.
Ее грудь вздымалась и опадала под его тяжестью. Ровные удары ее сердца раздавались где-то рядом с его покрытой капельками пота кожей. Ему ни черта не было видно в этой проклятой темноте, но он явственно ощущал тяжкую пульсацию вен ее нежной шеи, прижавшейся к его практически бездыханной груди.
