Осип Назарук - Роксолана: королева Востока
Вид у султанши был такой важный, что было ясно — она несет с собой величайшую тайну империи Османов. Она высоко держала голову, но слезы жемчугом катились по ее лицу.
Все военачальники, встреченные ей по пути, скрестив руки на груди, поспешно уступали ей дорогу.
Тут и там на развилках коридоров жолнеры стояли, будто бы остолбенев, при виде женщины в приемных покоях султана и думая, не привидение ли это…
Некоторые побежали в страхе к коменданту здания и дали знать про необычайное происшествие самому аге стражи дворца. Тот вылетел из своего кабинета как ошпаренный и быстро побежал, чтобы преградить путь Роксолане. Она же бесстрашно шла вперед.
Она шла около большой залы Дивана. Дойдя до дверей, она дала знак черным евнухам остановиться. И вышла вперед, перед паланкином своего сына. Ага янычар, что уже стоял со стражей около залы Дивана, увидев заплаканной прекраснейшую из жен падишаха, скрестил руки на груди и обеспокоенно сказал:
— О счастливая мать принца! Падишах занят судебными делами и должен принимать иностранных послов.
— Занят? Судом? Я тоже хочу справедливости. Управы на разбойников, что бесчинствуют во дворце падишаха! — сказала она твердо, подступая к дверям. Ага янычар вмиг отступил, поклонившись в ноги великой султанше. Тогда она прибавила уже мягче:
— Не страшись. Султан перед чужими послами наверняка примет и своего сына!
Она дала знак евнухам, чтобы те несли паланкин внутрь залы Дивана. Сама она вошла с плачем в судейскую залу, но шла твердым шагом, будто сама была судьей.
Она вошла и закричала:
— Спаси своего сына! Я боюсь возвращаться в покои сераля!..
Султан встал с престола.
— Что это? — спросил он громко, дав при этом всем знак, чтобы оставили их. Растерянные вельможи выходили, оглядываясь на эту невидаль. С этой женой падишаха они уже ко многому привыкли, но им даже не снилось, что она могла отважиться прийти сюда с ребенком и свитой!
За судьями уже без приказа вышли евнухи и невольницы.
— Что случилось? — сказал обеспокоенный султан. — Кто совершил зло против тебя или против младенца? — Гнев запылал в его взгляде.
— Не мне — нашему ребенку грозит опасность! — ответила она, тихо плача и боясь испугать сына. Она извлекла из паланкина маленького Селима и взяла его на руки, целуя и обливаясь слезами.
— Угрожать нашему ребенку?! Кто посмел?! — тихо спросил султан, смотря на сына, что невинно улыбался ему.
— Ахмед-баши!
— Великий визирь?
— Да! Великий визирь Ахмед-баши!
— Что же он сделал?
— Прежде прикажи арестовать его. Я боюсь, что он сбежит из дворца! — Она тряслась от возмущения.
— Он во дворце?
— Недавно был у меня! И еще прикажи… — Она всхлипнула. — Прикажи арестовать его сообщника — черного евнуха Хассана! Он стоит за дверями! После я все расскажу…
Султан внимательно внимательно посмотрел на заплаканную, взволнованную женщину, бросил взгляд на ребенка, что уже почти расплакался, и хлопнул в ладоши.
Из трех дверей вышли немые стражи падишаха. Султан твердо выговорил каждое слово:
— Арестовать великого визиря Ахмеда-баши и Хассана — черного евнуха, что прислуживает хасеки Хюррем!
Они вышли как тени, уловив лишь горящий взгляд Роксоланы.
Султанша Эль Хюррем немым жестом попросила взять сына и упала без чувств в судейской зале. Маленький же Селим жалобно заплакал на руках своего отца.
В таком положении великий султан еще никогда не оказывался. Он не знал, что делать с собой, своим ребенком и своей женой. Он не хотел звать слуг, чтобы те не видели ее в состоянии обморока — это было бы уже более чем неслыханно!
Он положил сына в золотой паланкин, что стоял на полу, метнулся к жене и машинально отнес ее на место, на котором сидел сам. Затем он подскочил к дверям, за которыми стояли немые стражи с вырванными языками. Он отворил двери и приказал принести воду.
Перепуганная стража, что никогда не видела султана таким встревоженным и гневным. Мигом ему преподнесли хрустальный сосуд. Сам же он закрыл двери и подошел к жене. Маленький Селим зашелся плачем снова. Сулейман зачерпнул воду и омыл ей лицо любимой жены, все повторяя:
— Что тебе сделали?.. Что тебе сделали?..
Она открыла глаза, бледная, как цветок жасмина. Услышав плач ребенка, она попробовала встать. Он остановил ее и сам дал ей ребенка. Они молча сидели втроем. Она кормила напуганного сына, а он подавал ей воду.
Лишь только она успокоилась и пришла в себя, он спросил:
— Если ты не слишком устала, можешь ли ты сказать, что злого совершил великий визирь Ахмед-баши?
— Скажу, скажу, — ответила она тихо, — ведь сердце мое разорвется от боли, если промолчу.
— Говори же, — просил он.
— Великий визирь Ахмед-баши обратился ко мне, воз желав получить триста тысяч золотых дукатов… — Как это «возжелав»? За что?
— За сокрытие от тебя тайны…
— Какой тайны? — прервал он возмущенно.
— Что я крестила твоего сына Селима, — вырвалось у нее.
— Крестила?..
— Нет, это ложь! Низкая клевета великого визиря Ахмед-баши и подкупленного им черного евнуха Хассана!
Она горько заплакала.
Он выдохнул. Оценив в уме всю тяжесть преступного замысла, он сказал:
— Оба преступника должны умереть! Лишь справедливость требует того, чтобы их выслушали!
Она была очень обеспокоена. Но не выдала беспокойства. Мысль о том, как ей следует защищаться дальше, окончательно ее успокоила.
Она встала и сказала:
— Верши свое правосудие!
Она поклонилась как человек, полностью уверенный в своей правоте и не страшащийся приговора, слабо улыбнулась и вышла.
Султан не сказал ей ни слова о нарушении, которое ни разу еще не совершалось со времен, когда султаны взошли на престол.
Во всем дворце началась беготня, беспорядок и неописуемое волнение. Ошалевшего от страха Хассана бросили в темницу. Он все время кричал от ужаса:
— Это неправда! Великий везирь Ахмед-баши сказал мне так говорить! Он обещал много денег и дом в Скутаре! Все, что я говорил, — неправда!
Никто не знал, что он говорил. Все боялись спросить. Никто не хотел знать тайну жены султана, ибо уже чувствовал, что ее запятнает кровь.
Ахмед-баши арестовали во дворце, в момент, когда он шел через ворота Джеляд-Одаси. После того, как он вошел в ворота, никто уже не видел первого государственно го министра в живых. Лишь янычары, стоявшие на страже, потом долго шепотом рассказывали в казармах, что еще долго было слышно вопли могущественного визиря, которого пытала немая стража падишаха.
