Креолка. На острове любви - Сойер Шерил
Айша украдкой взглянула на Жервеза — он был погружен в себя, но глаза его не отрывались от сцены. Айша насторожилась. Казалось, Жервез говорил не для того, чтобы испытать ее; глубокая неприязнь к хозяину на этот раз возобладала над его сдержанностью. Айша откинулась на спинку кресла, ей хотелось, чтобы Жервез продолжал. Ее завораживала мысль о том, что Жервез ненавидит хозяина по личным причинам. Хозяин лишил собственности и ее, и Жервеза, который потерял титул и богатство предков, а она — право на свободу.
— Подумать только, у меня есть кузен, владеющий фабрикой, — с горечью продолжал Жервез. — Аристократ может заниматься торговлей, но коммерческое производство… — Его передернуло. Тут Жервез поймал взгляд Айши и спросил: — А как отнеслись бы к этому аристократы в Равенне?
— Признаюсь, — ответила Айша, имитируя тягучий голос Софи де Бувье, — что никто из моей семьи не занимается коммерцией.
Его взгляд выразил восхищение.
— Мне не приходило в голову высказывать подобную мысль; напротив, мадемуазель, мое уважение к вам растет с каждым мгновением.
Эти любезности Жервез произнес довольно громко, и их услышали окружающие. После этого разговор переключился на другие темы.
Публика шумела, но Айша сосредоточилась на музыке и вслушивалась в голоса, как ее учил Раньеро де Калцабиджи. Если бы она пошла к Лани, хормейстеру оперы, то, возможно, нашла бы свое место среди молодых женщин, которых видела на сцене. От этой мысли она затрепетала: каждый вечер выходить на сцену под взорами парижской толпы означало бы бросить вызов судьбе. Айша представила, как на нее наводят бинокли, и она, охваченная страхом, думает о том, как бы среди зрителей не оказались мадемуазель Антуанетта, Марго или Люси. Осенью они обычно путешествовали: приезжали в Париж в сентябре и отправлялись на юг, когда жара отступала к Средиземному морю. Однажды они до октября пробыли в Неаполе, наслаждаясь роскошью Старого Света. Да и хозяин мог приехать в Париж: он тоже иногда проводил не одну неделю на континенте. Судя по словам Жервеза, хозяин, как правило, останавливался в Нанте, но Айша допускала, что при определенных обстоятельствах он мог бы появиться в столице, финансовом центре страны.
Айша понимала, что и ей нужно пустить свои деньги в ход. У нее накопилось вполне достаточно денег, чтобы начать борьбу против хозяина, но банк, где они хранились, был не слишком надежен. Айша нуждалась в банкире, который обратил бы ей на пользу необязательность парижских аристократов. Никто не возвращал картежных долгов в тот же день, но кое-кто расплачивался в течение недели. Были и такие, которые и вовсе не собирались платить, а она, женщина, к тому же иностранка, не могла потребовать уплаты долга. Айша решила посоветоваться с тем, кому доверяла больше всего, — с Ги де Ришмоном, когда он в следующий раз приедет в Париж.
Наконец она отвлеклась от планов на будущее и стала наслаждаться музыкой Рамо: ее пленила светлая стройность мелодии. Спектакль закончился, они спустились вниз, но музыка все еще звучала в душе Айши.
Внизу она встретила Раньеро де Калцабиджи. Его окружала группа людей, но, увидев Айшу, он покинул собеседников и подошел к ней. Об этом инстинктивном порыве Раньеро тут же пожалел, но улыбнулся Айше. Она поздоровалась с ним. Раньеро наклонился и поцеловал ей руку, и Айша вспомнила последнюю встречу с ним. Она ждала, когда Раньеро нарушит молчание, и он вскоре заговорил по-итальянски:
— Синьорина, полагаю, все ваши мечты сбылись?
— Не все, синьор.
— Но о вас говорят столь обнадеживающие вещи.
— Граф де Брель?
— Нет, он больше не наш партнер. Сильвия Балетти, она всегда знает, что происходит в Париже.
— Пожалуйста, передайте ей поклон. — Айша видела, что спутники с нетерпением поглядывают на нее. Глаза Раньеро иронически блеснули, когда он заметил ее смущение, и Айша сказала: — Я впервые в опере Теперь я поняла, почему вас восхищает Рамо.
— «Зороастр» доставил вам удовольствие? — Айша кивнула, и он добавил: — Мне спектакль показался весьма посредственным.
Это замечание задело ее. Айша опустила глаза, ощутив страх перед этим элегантным человеком, перед его умом, светившимся в черных глазах. Однако об одном она все же спросила:
— Как дела у Эдуардо?
— У него новый воспитатель. — Айша на мгновение представила себе, что маленький мальчик, заброшенный всеми в доме в Пасси, стоит перед назойливым иностранцем. Раньеро понял ее взгляд. — Этот воспитатель — я. Эдуардо делает успехи.
Айша открыла ридикюль и достала из него новую колоду карт. В эти дни она всегда носила с собой одну колоду, а в этой карты были искусно крапленые — ей хотелось узнать, заметит ли это Эдуардо. — Передайте ему это на память. Но только не говорите Генеральше — ей это не понравится. — Раньеро взял карты и надменно посмотрел на нее. — Вы передадите ему?
— Как вам угодно, — ответил он.
Айше очень хотелось спросить его и о Сильвии, но холодное выражение лица Раньеро обескуражило ее, поэтому, пожелав ему доброго вечера, она вернулась к спутникам. Выходя из театра, Айша оглянулась и увидела, что взгляд Раньеро прикован к ней. То, что оба хранили порочащие друг друга секреты, на короткое время сделало их союзниками. Теперь казалось, что это разлучит их навсегда.
ВЕРСАЛЬ
Ясным октябрьским вечером экипаж графини де Рошфор катился по ровной дороге между Парижем и дворцом Версаля. В экипаже сидели Мари де Рошфор, шевалье д'Эон, маркиз де Ришмон и Шарлотта де Нови. Графиня была в своей стихии: остальных пригласили на королевский бал по ее просьбе, но она знала: король сейчас едва ли так высоко ценит кого-то, как шевалье, и лелеяла мысль войти в бальный зал, опираясь на его руку.
Шевалье д'Эон, как всегда одетый с изысканным вкусом, сегодня испытывал состояние, близкое к полному счастью. Он недавно вернулся, успешно выполнив задание, и тут же получил награду от женщины, которую любил. Он еще вспоминал о России, и особенно о близких отношениях с императрицей Елизаветой, чем, впрочем, он не поделился с Мари.
Маркиз де Ришмон ехал в Версаль на бал впервые и от всей души надеялся, что этот бал станет последним. Айшу охватили противоречивые чувства, безумный страх и страстное желание пуститься в это заманчивое и рискованное предприятие. Она вот-вот окажется рядом с самым блистательным монархом Европы, защищенным дворцовой охраной и окруженным самыми влиятельными людьми страны. Айша согласилась поехать с графиней, чтобы укрепить свое пошатнувшееся положение в обществе. Несмотря на дружеское расположение к ней графини и Софи де Бувье, неуклонно распространялись слухи о том, что мадемуазель де Нови вовсе не так бесхитростна, а к тому же даже не итальянка. Недовольство и зависть возрастали пропорционально росту обогащения и успехам Айши за ломберными столиками. Пока же ей приходилось создавать ложное представление о своем богатстве, чтобы предаваться игре.
В последнее время возник вопрос о карточных долгах Жана Дюбарри. Айша выиграла у графа Дюбарри десять тысяч ливров, но тот каждый раз выставлял ее слугу Гидо, когда тот приходил за деньгами. Однажды Айша раскрыла Гидо причину своего уныния, и слуга предложил выход из положения.
— Синьорина, хотите, я разберусь в этом? У меня есть друзья. В прошлом мы уже имели дело с подобными вещами. В этом городе не любят отдавать долги итальянцам.
— О чем ты говоришь?
— Если вам угодно, я умолкну, но через несколько дней все уладится, и никто не пострадает. Мы свое дело знаем.
Айша завершила этот разговор, не дав Гидо определенного распоряжения, ибо понимала, что он все равно из гордости не откажется от своего намерения. Спустя два дня графа Дюбарри вытащили из его экипажа на темной улице. Трое мужчин бросили графа на тротуар, а четвертый приставил к горлу его кучера стилет. Хорошенько отдубасив графа, ему сообщили, что он избежит дальнейших неприятностей, если раздаст свои карточные долги. Поговаривали, будто эта угроза была приправлена итальянскими ругательствами. Знатные кредиторы Жана Дюбарри не скрывали радости, получив на следующий день давно просроченные долги. Этот эпизод имел два последствия: граф стал еще чаще прикладываться к бутылке, а те, кто проиграл мадемуазель де Нови в карты, впредь старались тут же отдать ей долги. Айша понимала, что подобная ситуация чревата опасностями.