Мэри Картер - Солнечная песня
Шепча и вздыхая, они оба погрузились в сладкую истому, и ему хотелось, чтобы она никогда не кончалась. Он знал, что навсегда сохранит воспоминание об этом мгновении в своем сердце.
Позже, когда он уже помогал ей одеться, она не позволила ему проводить себя. Он спустился с ней на улицу и остановил пролетку. Захлопнув за собой дверцу, Мэгги высунулась в окошко, а он взял ее руку и сказал:
— Завтра вечером я приду к вам, и мы поговорим с твоим отцом.
Ее глаза наполнились влагой, губы задрожали, но она все же выговорила:
— До встречи, любимый.
Больше он ее не видел.
Гудение колес по стальным рельсам вывело Майкла из задумчивости. Он взял с соседнего сиденья шляпу и почистил ее рукавом пальто. Паровоз засвистел, возвещая их прибытие в Теллурид. В проходе появился проводник в темно-синей униформе.
Майкл посмотрел в окно, пытаясь разглядеть станцию в плотных облаках, опустившихся на горы. Выглядела она как любая другая, но для него отличалась от всех.
Где-то в Теллуриде живет Мэгги, и он не сядет в обратный поезд в Денвер, пока не увидит ее.
— Мама! Я пришла!
Маргарет закончила мытье кистей и убрала их. Обеденный стол был уже расчищен, а законченные картины составлены у задней стенки буфета.
— Я в столовой, девочка! — крикнула она, узнав торопливый цокот туфелек шестилетней дочки. Кухонная дверь распахнулась, и появилось ее сокровище с подпрыгивающими черными локонами и сверкающими синими глазами.
— Тимми сегодня дергал меня за волосы, — пожаловалась девчушка, но вместо того, чтобы печалиться, забралась на стул и, уперев одну руку в бок, гневно встряхнула головой. — Представляешь?
— А что ты ему сделала, Эмма? — Маргарет не удержалась от того, чтобы поправить огромный бант в волосах девочки. Голубые, как небо в ясный день, глаза ответили ей улыбкой.
— Ничего, мамуля.
— Совсем ничего?
— Почти ничего, — тихо отозвалась девочка. — Разве что назвала его ослом.
— Вот оно что! — Маргарет поцеловала дочку в нос и поспешила на кухню, чтобы приготовить поздний ужин. — Тогда, полагаю, мне не нужно идти к нему домой и просить его маму отшлепать его, а?
Эмма последовала за мамой в другую комнату и оставалась рядом, пока та подкладывала дрова в печку.
— Нет, пожалуй. Миссис Филдинг сказала, что завтра, если ты опять будешь занята, я могу пойти к ней поиграть. Можно, мамочка?
— Если только после полудня. — Тут Маргарет вспомнила о Чарли и его приглашении. — Мистер Даунинг повезет нас завтра на обед в отель «Шеридан». Ты рада, правда?
Эмма пожала плечами.
Маргарет поставила взятую с полки миску с яйцами и опустилась на колени, чтобы поглядеть в глаза девочке:
— Тебе ведь нравится мистер Даунинг? Но если не хочешь идти на этот обед, давай откажемся.
— Я скучаю по папе.
— Знаю, детка, — Маргарет привлекла к себе Эмму и с силой обняла ее. У нее ком встал в горле, когда маленькие ручки охватили ее шею. Действительно ли ребенок скучал по Стюарту Брауну, умершему, когда ей не было и трех, или ей недостает кого-то, кого она могла бы называть папой, как все ее друзья?
— Если мы пойдем на обед с мистером Даунингом, ты сможешь заказать все, что захочешь.
— Даже тапиоку[2]?
— Конечно, дорогая.
— Тогда пойдем. — Забыв на время о своих заботах, Эмма, еще раз сжав шею матери, отпустила ее. Пока Мэгги занималась яйцами, Эмма подтащила кухонный стул так, чтобы стоять на нем вровень со своей мамой. — А когда будем делать валентиновы открытки?
— Рано еще, — ответила Маргарет. — Вот закончу еще две картины для мистера Уитни, тогда и начнем. — У них стало традицией делать старомодные открытки, украшенные аппликациями из бумаги, тесьмы и фольги, купидонами, цветами и ленточками, очень похожие на те, что продавались пятьдесят лет назад. На протяжении всего года Маргарет собирала всякую мелочевку, идущую на украшения, а за неделю до Дня Святого Валентина они с Эммой принимались за изготовление открыток для всех друзей и знакомых.
Она разбила одно яйцо и вылила в чашку, намереваясь приготовить на ужин омлет. Эмма же продолжала болтать:
— Массачусетс далеко отсюда? Почему мы ни разу даже не видели этого мистера Уитни?
Ее руки с яйцом повисли в воздухе над треснутой фаянсовой чашкой. Бостон. Она никогда не вернется туда.
Эмме она ответила:
— Мистеру Уитни незачем видеть нас, вот и все. Его интересует только моя работа, а меня — деньги, которые он присылает мне за картины.
— Почему ты не пишешь на них свое полное имя? Никто не знает, что ты та самая М. Браун, что делает открытки, которые они заказывают на праздники.
Сбивая яйца, Мэг наклонилась и чмокнула дочь в темную макушку.
— Спасибо за комплимент, моя хорошая, но сегодня М. Браун почти так же популярна, как и Кэйт Гринуэй. Знают люди, кто я, или нет, они все равно радуются моим картинкам, а это ведь главное, правда же?
Эмма снова пожала плечами:
— Пожалуй. — Она облокотилась на рабочий стол и пристально разглядывала мать. — Ма? Если ты выйдешь за мистера Даунинга, он станет моим папой?
Маргарет вздохнула. Еще не хватало, чтобы они оба изводили ее такими разговорами.
— Да, станет.
— И я смогу называть его папой?
Мэгги бросила взгляд на дочку, и ей не понравилось, как озабоченность исказила правильные черты ее лица.
— Уверена, что он был бы в восторге. Если только, — подчеркнула она, — я решусь выйти за него.
— Ма?
— Да, Эмма?
— Ты не могла бы поторопиться и принять наконец это решение? Из всех, кого я знаю, только у меня нет папы.
Маргарет сжала зубы и стала сбивать яйца с еще большим усердием.
2
Пурга кончилась. Теллурид был укрыт новым снежным покровом, небо светилось голубизной, а воздух был свежим и бодрящим. Сосны были покрыты льдом и снегом, и ветки прогибались под их весом.
Отель «Шеридан» заполняли обедающие, осмелившиеся выбраться на холод, чтобы насладиться роскошной трапезой. Элегантный отель и примыкающее к нему здание оперы были построены в надежде придать респектабельность городку, возникшему некогда как поселок золотоискателей.
Сидевшие справа от нее Чарльз и слева Эмма не мешали Маргарет обозревать весь ресторанный зал и вестибюль, отлично просматриваемый через дверной проем, обрамленный тяжелыми бархатными шторами, оттянутыми позолоченными шнурами. Мэгги стряхнула крошку с лифа своего платья из зеленой саржи, которому было уже три года. Она не покупала ничего со дня смерти Стюарта, а это платье надевала так редко, что оно было как новое, правда, ее саржа — с узкими, обтягивающими рукавами и с линией талии, заостренной спереди и закругленной сзади, — уже вышла из моды в Бостоне, но на Западе прощали, когда мода шла рука об руку с доступностью.
