Элизабет Стюарт - В объятиях врага
На другой стороне поляны Дональд хлопотал возле небольшого костра, помешивая что-то в маленьком железном котелке. Он оторвался от своего занятия и послал ей сочувственную улыбку. Энн села со всей возможной осторожностью, стараясь не делать резких движений.
– Вот уж не знала я, что у человека все мышцы могут болеть разом, – заметила она. – Поверить не могу, что когда-то мне нравилось ездить на лошади!
Дональд что-то налил из котелка в кружку и направился к ней. Над кружкой поднимался пар.
– Вчера у тебя был трудный день, милая, да и ночка выдалась – не приведи господь. – Он ободряюще подмигнул ей. – На вот, выпей. Первым делом надо согреться, а там, глядишь, и жизнь покажется веселее.
После минутного колебания она взяла из его рук кружку подогретого вина, сдобренного специями, и с благодарностью обхватила ее ладонями, наслаждаясь теплом. Отхлебнув глоточек вкусного напитка, Энн подняла глаза на Дональда. Странно, но в ярком свете утра он показался ей совсем не страшным. Правда, борода у него была косматая и нечесаная, как у бродяги, но серые глаза смотрели весело и дружелюбно, а его улыбка показалась Энн прямо-таки по-отечески участливой. Отбросив страх, девушка улыбнулась ему в ответ.
– Спасибо, – простодушно поблагодарила она.
Он кивнул и вернулся к приготовлению завтрака, а Энн, потягивая крепкий душистый напиток, стала вглядываться в утренний туман, клубившийся над росистой травой в узкой горной лощине. Солнечные лучи пробились сквозь дымку. Они почти не грели, но обещали хорошую погоду. Казалось, разразившаяся накануне ночью гроза умыла и освежила весь мир. Где-то поблизости распевала свою песенку коноплянка. Неожиданное чувство гармонии с собой и с окружающим миром охватило девушку; подобной умиротворенности она не ощущала последние полгода – со дня смерти матери.
Эти шесть месяцев стали для Энн сущим адом: никогда еще ей не приходилось испытывать подобное чувство одиночества. Мэри Рэндалл была для нее единственной спутницей жизни, нежной матерью и самой близкой подругой. Смерть матери обернулась для Энн подлинной трагедией, но всего несколько недель спустя, когда она только-только начала приходить в себя после удара, ее постигла новая утрата: ее старая верная няня Филиппа умерла от той же лихорадки, которая унесла жизнь Мэри Рэндалл.
Потеряв последнего друга, она осталась совсем одна в большом и враждебном мире, где некому было позаботиться о ней или приласкать. В восемнадцать лет жизнь показалась ей непосильной ношей. Все это время отца рядом с ней не было – он не приехал, даже когда мать лежала при смерти, хотя Энн написала ему, как только Мэри заболела. Он был слишком занят исполнением поручений короля на Севере, у него не осталось времени на личные дела – так говорилось в его ответном письме.
Такой ответ не удивил Энн: Роберт Рэндалл, граф Гленкеннон, наместник короля Якова в Шотландии [1], был человеком чрезвычайно занятым. К тому же он никогда не пытался замаскировать свое равнодушие к ее матери и к ней самой. «И все же по такому-то случаю он мог бы приехать!» – ожесточенно подумала Энн, стискивая кулачки в бессильном гневе.
Перед ее мысленным взором неожиданно возник его облик: золотисто-каштановые волосы, тонкие, презрительно поджатые губы и серые, холодные, как воды Северного моря, глаза. Глаза отца она вспомнила без труда, хотя не видела его более трех лет. Взгляд, пронизывающий насквозь, ледяные нотки в тихом мелодичном голосе… Ее мать никогда не смеялась, когда лорд Роберт бывал дома.
Энн тряхнула головой, прогоняя непрошеное видение и стараясь не поддаваться отчаянию, которое невольно охватывало ее всякий раз при мысли о том, что ей придется жить под его опекой. Он послал за ней, и ей ничего другого не оставалось, как повиноваться. Теперь, когда ее мать и Филиппа упокоились в земле, ей больше некуда было податься, и она решила, что пора уже перестать изводить себя страшными воспоминаниями. Надо как-то приспособиться к жизни в новой стране с отцом и братом, которых она почти не знала. Тут Энн сообразила, что ей придется внести в свои планы существенную поправку: прежде чем налаживать новую жизнь, ей надо сперва каким-то образом добраться до Рэнли!
Раздавшийся за спиной голос вывел ее из состояния задумчивости. Она обернулась и увидела, что Дональд пристально смотрит на нее.
– Хотел спросить, не полегчало ли тебе, милая. Но вид у тебя до того встревоженный, что я, пожалуй, уже получил ответ.
Энн поставила на землю пустую кружку.
– Я чувствую себя гораздо лучше, спасибо. По крайней мере хоть согрелась изнутри. – Она с любопытством огляделась вокруг. – Должно быть, я вчера сильно утомилась. Даже не помню, когда и как мы сделали привал.
– Это все потому, что ты спала, как младенец, – усмехнулся Дональд. – Фрэнсис сам тебя уложил и укрыл своим пледом, а ты даже не проснулась.
Энн нахмурилась. Мысль о том, что она могла, как доверчивый ребенок, уснуть на руках у бандита, неприятно задела ее.
В этот момент, словно вызванный из тумана звуком собственного имени, высокий горец появился из-за деревьев и подошел к ним. Вероятно, он только что искупался: его влажные черные волосы в беспорядке рассыпались по лбу. На нем по-прежнему были вчерашние охотничьи штаны из оленьей кожи, но широкие плечи облегала свежая рубашка. Закатанные выше локтя рукава обнажали мускулистые руки с аристократически удлиненными ладонями и точеными пальцами, на которые она обратила внимание еще прошлой ночью.
Энн начала исподтишка разглядывать его и опять невольно залюбовалась: она уже успела позабыть, какая у него гордая осанка и надменная стать. На бронзово-смуглом лице выделялись глаза необычайно глубокого синего цвета. Девушка сокрушенно вздохнула – этот могучий великан был заклятым врагом ее отца.
Маклин подошел к Дональду, взял протянутую ему дымящуюся кружку и бросил на Энн быстрый взгляд.
– Как поживает этим утром госпожа Рэндалл? – Его взгляд стал скептическим. – Прошу меня извинить за прямоту, но вид у вас сегодня не самый лучший.
Ежась под его пристальным взглядом, Энн вдруг сообразила, что и впрямь, должно быть, похожа на чучело после всех своих злоключений. Она нахмурилась и принялась безуспешно счищать грязь с ладоней.
– Можете сколько угодно потешаться на мой счет, сэр, но лучше приберегите свои остроты для тех, кто сможет оценить их по достоинству.
Губы Маклина дрогнули в усмешке.
– Когда хочешь взбодриться с утра и стряхнуть с себя сон, нет ничего лучше купания в горном ручье, – заметил он и повернулся к Дональду. – У тебя найдется что-нибудь для дамы?
